МОИСЕЙ ВАЛЕРИАНОВИЧ ПАК. ВОСТОК – ЗАПАД. ПУТЕШЕСТВИЕ ДЛИНОЮ В ЖИЗНЬ. ВОСПОМИНАНИЯ

Корея

Осень 1877 года, так же как и в прошедшие годы, была наполнена обычными сезонными заботами и тяжелыми трудами. В маленькой деревушке, раскинувшейся своими приземистыми невзрачными домами на каменистых холмах в предгорьях Северной Кореи, начинался новый, как всегда суетливый и безрадостный, день.

У старого Пака – так его называли не из-за преклонного возраста, а из-за ранней многодетности – недавно родился пятый сын. Он так и не определился, стоит ли ему радоваться по этому поводу: ртов много, а еды на предстоящую зиму заготовлено совсем мало. Лето оказалось засушливым, и надежды на хороший урожай сои и кукурузы не оправдались. Оставалось только просо, которое как-то сумело пробиться сквозь потрескавшуюся землю и выдать метелки с зерном.

Раньше всех в доме вставала хозяйка. В маленькие подслеповатые окна едва пробивался утренний свет. На камышовой циновке теплой лежанки спали дети и сам глава семейства. Дом все еще был погружен в сонное оцепенение. Первые мысли матери, как всегда, состояли из трудных вопросов: чем кормить в течение целого дня этих шаловливых ненасытных мальчишек; где взять еду покалорийнее для мужа, которого ждал изнурительный крестьянский труд. От этих вопросов, на которые не всегда находился ответ, сонное состояние моментально улетучивалось – у хозяйки начинался обычный, наполненный заботами суетливый день.

В Северной Корее дома строились с учетом муссонного климата с довольно жарким летом (до +37°+38°) и холодными ветреными зимами (до -30°-35°). Наши предки изобрели удивительно хитроумную конструкцию жилья. Внутреннее помещение дома делилось на хозяйственную часть, где хранились запасы еды и прочая бытовая утварь, и так называемый лежак, который возвышался сантиметров на 50–60 и занимал примерно половину полезной площади. Вся премудрость заключалась в том, что домашний очаг находился ниже уровня лежака и дымоход проходил непосредственно под ним, охватывая всю возвыщающуюся площадь. Дымовой стояк находился или в углу помещения, или с наружной стороны дома. Когда затапливался очаг, дым, проходя по дымоходу, обогревал всю площадь лежака, где зимой спало все семейство и где проводили большую часть зимних дней и ночей дети, да и взрослые.

Лежак был накрыт камышовыми циновками, на которые на ночь клали подстилки и прочие спальные принадлежности. От долгого употребления циновки так отглаживались и полировались, что блестели лучше любой лакировки. Принимали пищу на этих же циновках, но ставили на них столики на коротких ножках, вокруг которых рассаживались домочадцы. Количество столиков зависело от количества едоков.

Несмотря на то что на дворе был уже конец XIX века, на этих Богом забытых землях царило настоящее натуральное хозяйство. Власть императора из династии Ли до северных провинций не доходила, а местные помещики-землевладельцы Янбани, захватив долинные плодородные земли, предгорными нищими поселениями не интересовались. Поэтому исторически люди этих провинций по социальному статусу представляли собой вольных поселенцев. Чем-то они напоминали российских казаков, но существенно отличались тем, что казаки несли государеву службу и за это получали в собственность плодородные степные земли, а эти корейцы никому не служили, но и ничего ни от кого не получали. Для характеристики их существования очень подходит поговорка «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих». Видимо, независимость сформировала у этих крестьян дух вольницы: хоть нищий и голодный, но свободный и гордый. Они могли бы спуститься в долины и превратиться в батраков у какого-нибудь помещика. Может быть, кто-то так и делал, но большинство предпочитало, хоть и голодную, но вольную жизнь. Земли для посевов отвоевывали у гор тяжелейшим трудом. На более или менее ровных местах предгорий вручную формировали площадки, в плетеных корзинах затаскивали на них плодородную землю и готовили грядки под разные сельскохозяйственные культуры.

Но посевные площади увеличивались медленнее, чем росли потребности многодетных семей. Поэтому все жили одинаково бедно, одинаково трудно. Социальное расслоение, которое во все времена порождало эксплуатацию и насилие, здесь отсутствовало по очень простой причине: каждый жил только своим собственным трудом, а излишков ни у кого не было. А власть имущие, наверное, рассуждали так: «Что с них взять?»

Взять, действительно, было нечего. Основные продукты питания состояли из съедобных трав, произраставших по устьям небольших речек; рыбы, водившейся в заводях; и морепродуктов, за которыми ходили к Японскому морю. На зиму в большом количестве, целыми мешками, заготавливали мелкую вяленую рыбку, напоминающую известную всем кильку. Несмотря на то что море находилось сравнительно недалеко (в хорошую погоду с ближайшей горы можно было увидеть бескрайнюю синюю гладь), наши предки настоящим морским промыслом не занимались. Видимо, их уделом был крестьянский труд.

Если во многих регионах мира основным рабочим скотом была лошадь, то у корейцев, и не только на Севере, таковым являлся вол. С его помощью перевозили разные грузы, на нем пахали, он был и основным средством передвижения, даже на дальние расстояния. Волы – удивительные животные. Флегматичные, очень медлительные, почти не реагирующие на окружающую среду, не спеша они выполняли тяжелую изнурительную работу. Скорость передвижения у них была почти одинакова, что с грузом двухколесной телеги, что с сохой, что налегке. Стегать вола, дергать за вожжи – дело бесполезное, скорость от этого не увеличится. При всех видимых недостатках без вола крестьянин прокормить свою семью просто не мог. Поэтому в каждом хозяйстве обязательно держали по одному, а иногда и по два вола. При этих условиях молочные коровы должны были непременно присутствовать на крестьянских дворах, но молока в традициях корейской кухни практически не было. Видимо, сказывались древние традиции, которые складывались веками, ? молоко как важный продукт питания не воспринималось. Даже грудных детей при недостатке молока у матери прикармливали рисовым отваром. У Пака был один вол, который выполнял все мыслимые и немыслимые работы. Поэтому вся семья относилась к нему как к главному кормильцу.

Исход

Ранней весной в деревне после длительного отсутствия появился сосед Ни. Все знали, что года два назад он со всей семьей двинулся в путь на север, в поисках свободных плодородных земель. По его рассказам, он нашел поселение корейцев километров за 300—500 от их деревни. Ни рассказывал, что там столько долинных плодородных земель, что можно обрабатывать столько, на сколько хватит сил. Все это звучало фантастически, и не многие деревенские жители поверили рассказам путешественника. Но на Пака услышанное произвело такое сильное впечатление, что мысль о переселении как острая игла засела у него в голове и не давала покоя до тех пор, пока он не принял твердое решение – ждать лучшей доли на родной земле нет смысла, надо готовиться к дальней дороге.

Осень 1878 года и зима 1879-го прошли в неспешной подготовке к длительному и опасному путешествию. В те времена расстояния измерялись шагами, поэтому сотни километров воспринимались как хождение за три моря. А если учесть, что кроме домашнего скарба на двухколесной повозке ехали трое младших сыновей, а двое старших шли с родителями пешком, станет понятно, почему взрослые так тщательно готовились к походу и почему испытывали такое сильное беспокойство.

В начале марта стали упаковывать вещи и готовиться в путь. Ранним весенним утром, заколотив окна своего дома, семейство Пака покинуло насиженное место, двинувшись навстречу полной неизвестности и питаясь лишь надеждами на обретение лучшей жизни.

Сосед Ни советовал двигаться вдоль берега моря строго на север, дойти до большой скалы, которая глубоко вдается в море, и идти так чтобы утреннее солнце всегда было справа.

Вдоль моря идти было сравнительно легко. Укатанный волнами берег ровной гладью тянулся до бесконечности. Двигались медленно, с частыми остановками, устраивая привалы у небольших речек, впадающих в море. Здесь можно было развести костер, приготовить горячую пищу и отпустить вола попастись и отдохнуть. Таким образом за день удавалось пройти километров 20—25.

Днем весеннее солнце щедро нагревало воздух, зато ночью становилось довольно свежо. От сырого холодного ветра не было никакого спасения. Самым уютным местом для ночлега был теплый бок быка, что являлось предметом вечного спора старших сыновей. Если удавалось набрать достаточное количество дров, то часть ночи проходила более или менее сносно, но чаще всего было холодно и неуютно. В такие минуты все дружно вспоминали теплую лежанку в своем доме, налаженный быт и пусть и не очень сытную, но всегда горячую еду.

Дни проходили однообразно. Вскоре все даже свыклись с кочевым образом жизни. Каждый знал круг своих обязанностей и без лишних понуканий, молча, выполнял свою повинность. На пятый или шестой день издали увидели огромную скалу, окутанную сизым туманом. Это вызвало шумное оживление во всем семействе, включая взрослых. Ведь это означало, что Ни не обманул и до корейских поселений осталось 5—6 дней ходу.

Перспектива скорого окончания утомительного путешествия придала всем новые силы. Повернув влево от скалы, увидели еле заметные следы кем-то проложенной тропы. Решили, что она должна привести к заветной цели. Однако двигаться по ней оказалось значительно труднее, чем по берегу моря. Чаще приходилось устраивать привалы, дольше отдыхать. В день теперь проходили не более 15 километров. Но были и положительные моменты: не так сильно одолевал сырой морской ветер, вдоль мелких речушек из воды торчали зеленые побеги съедобных трав, из которых приспособились варить суп, дающего как ни странно надолго ощущение сытости.

Чем дальше уходили от моря, тем гуще становились кустарники и островки сосновых и березовых рощ. Ночи стали более тревожными. В памяти всплывали рассказы о бродячих тиграх-людоедах, случаях нападения бурых медведей и другие жуткие истории, которые любили рассказывать деревенские старожилы, обильно сдабривая реальные факты собственными выдумками. Зато в дровах теперь недостатка не было. На ночь, с наступлением сумерек, разводили большой костер, который поддерживали до утра. Пылающий костер давал не только тепло, но и чувство какой-то уверенности и защищенности от густого мрака, который окружал маленький лагерь и был наполнен подозрительными звуками и шорохами.

На третий или четвертый день увидели свежие следы от повозки. Стало понятно, что где-то уже совсем недалеко живут люди. Вдохновленные этой новостью, путешественники с энтузиазмом двинулись дальше – у всех поднялось настроение, и сил стало как будто больше.

На двадцатый день утомительного пути кто-то из детей услышал отдаленный лай собаки, а вскоре увидели дым из трубы и явные признаки человеческого жилья. К нему и двинулось семейство Паков. В доме заметили приближающихся путников и вышли навстречу. Обычные приветствия и расспросы заняли немало времени, пока хозяева не спохватились и не пригласили нежданных гостей в дом.

После всех тягот бродячей жизни небогатый дом показался сказочным дворцом, а элементарные составные оседлого образа жизни вызвали радостное возбуждение. Дети рано улеглись спать, а взрослые допоздна вели нескончаемые разговоры о житье-бытье. Самым неожиданным было то, что хозяева тоже были Паки. У корейцев кроме фамилии существует еще и название рода, внутри которого все считаются родственниками. Когда выяснили, что все были не только Паками, но и из рода Миранг, восторженным восклицаниям не было конца. Хозяева похвалили переселенцев за столь смелое решение, подробно рассказали об условиях жизни на новом месте и, самое главное, сообщили, что свободных земель вокруг много и можно смело их осваивать.

Вновь прибывшие переселенцы устраивались на новых землях хуторским методом. Находили подходящее место, строили дом и разрабатывали окрестные земли. Таким образом образовывались довольно крупные поселения корейцев. Но идти до них, как выяснилось, надо было еще километров 50—70. Хозяева посоветовали обосновываться в селении под названием Фаташи. Почему оно так называлось и что означало это наименование, они не знали. Отдохнув пару дней в гостеприимном доме, наши путешественники продолжили путь в туманную, но полную радужных надежд неизвестность.

На четвертый день увидели разработанные поля и другие признаки человеческого обитания. Стало ясно, что наконец утомительное путешествие подходит к концу.

На новом месте

Вскоре появился и первый хутор. Хозяева без особого радушия встретили незваных гостей и даже не пригласили их в дом, но все же дали столь необходимую нашим странникам информацию. Они указали, где надо искать свободные неосвоенные земли. Оказалось, что это совсем недалеко, и к концу дня семейство добралось до места, где можно было обустраиваться, как потом оказалось, на всю оставшуюся жизнь.

Для людей, не избалованных обилием пахотных земель, необозримые равнинные просторы с густыми зарослями дикой травы и прочей растительности казались щедрым вознаграждением за тяжкие труды на скудных клочках земли, отвоеванных у гор, за безропотное многолетнее терпение и пережитые лишения.

Добравшись наконец до конечной цели, старший Пак с каким-то неуемным рвением взялся за обустройство своего долгожданного земельного участка. Этот его настрой передался и всему остальному семейству. Все весело, с энтузиазмом что-то строили, что-то копали, что-то сажали. Из рощи неподалеку с помощью вола тащили бревна, жерди и все необходимое для строительства дома. Незаменимыми помощниками стали старшие сыновья, без помощи которых отец вряд ли справился бы с навалившимися заботами. Надо было торопиться, потому что до посевных работ оставалось совсем мало времени, а возвести жилье для такого большого семейства оказалось делом очень непростым.

С наступлением теплых весенних дней стали готовиться к пахоте. Соха, которую изготовили из березы, с большим трудом брала целинную землю. Бык натужно преодолевал метр за метром веками нетронутую землю. Не легче было и пахарю. Бык покрывался густой пеной, а рубаха пахаря не просыхала даже под теплыми солнечными лучами. К вечеру хозяин буквально валился с ног, а бык заваливался на бок и жалобно, утробно постанывал. Только отдышавшись, человек садился за еду, а бык не спеша начинал щипать траву. Такими были все весенние дни. Но не было в них безысходности, не было тоски; напротив, радость свободной деятельности, чувство собственной независимости придавали и новые силы, и вдохновение.

От природы Пак был наделен незаурядным пытливым умом. Сейчас сказали бы, что голова у него была набита всевозможными философскими размышлениями. Он и сам не мог объяснить, почему, работая хоть в поле, хоть на строительстве дома, он все время задает сам себе какие-то, далекие от повседневной жизни, вопросы, на которые сам же и пытается ответить. Например, его давно интересовало, почему на земле существуют бедные и богатые; почему у одних есть больше, чем они могут потребить, а у других нет даже минимума; или почему в одной семье вырастают разные по характеру и способностям дети. Где ж было ему, темному и необразованному человеку, знать ответы на эти вопросы. Верующим людям легче, они уверены: так устроил Бог. И не стоит ждать справедливого устроения в этом несовершенном мире. Северные корейцы, бежавшие когда-то от помещичьего произвола и грабежа государственных чиновников в самые отдаленные предгорья, оказались оторванными и от влияния буддийского духовенства. Постепенно, из поколения в поколение, забывая основы буддийской веры и одичав в духовном смысле, они впадали в язычество.

Между тем распаханная полоса целины становилась все шире и шире. Черные влажные пласты земли тускло поблескивали под весенним солнцем, зарождая в душе пахаря светлые надежды на вознаграждение за его тяжелый и изнурительный труд. По состоянию почвы Пак чувствовал, что сеять надо в ближайшие дни, но где взять силы и время? Поскольку земли было вдоволь, хотелось обработать как можно больше. Пак вовремя осознал, что над «хотеть» и «мочь» должен главенствовать здравый рассудок. Были подготовлены площади под кукурузу, гречу, сою и грядки под разные овощи. Сеять вышла вся семья. Даже самые маленькие копошились тут же, создавая шум и веселое оживление.

Пака не покидало чувство душевного ликования. Стать хозяином такого количества плодородной земли он мечтал всю жизнь, и эта мечта наконец осуществилась. За время полевых работ он исхудал, загорел дочерна, но глаза светились радостью и вдохновением. Вечером он засыпал с ожиданием нового рабочего дня. Оказывается, человек обладает почти неограниченными возможностями, когда видит цель, перспективу и результат. По его предположениям, если все засеянное даст урожай, семья будет обеспечена едой на всю предстоящую зиму. Но пока это были только надежды, а чем одарит земля осенью, покажет время.

Вот так началась новая жизнь у Паков, рискнувших испытать свою судьбу.

Не хлебом единым…

Лето было благоприятным для посевов, земля щедро отдавала все, что могла. Хозяин с радостью оглядывал поля, зеленеющие дружными всходами, и громко, во все горло, благодарил неизвестно кого, за неимением духовных ориентиров, за все милости, пролившиеся на его семью. В такие минуты он каждый раз натыкался на один и тот же вопрос: к кому обратить эти страстные слова признательности? Ответа он найти не мог.

В разгар лета к еще не достроенному дому подъехали на лошадях двое. Один, что помоложе, был корейцем, а второй – с длинной русой бородой, в черной долгополой одежде выглядел так, что Пак откровенно испугался. Он был совершенно уверен, что все люди должны быть примерно такими же, как он и окружающие его соседи, а этот незнакомец выглядел, мягко говоря, странно.

«Странным» человеком, как не трудно догадаться, оказался православный священник, который был первым официальным лицом, наносившим визит к вновь прибывшим. Улыбчивое добродушное лицо неожиданного гостя располагало к разговору. Настороженность и испуг Пака постепенно улетучились, и ему захотелось вступить в беседу с этим необычным человеком. Разговор оказался продолжительным и интересным. Правда, вопросов после этого общения у Пака появилось еще больше, чем раньше. Прощаясь, отец Василий, так звали священника, подарил своему новому подопечному маленькую иконку Богородицы, научив его вкратце, как нужно молиться и таким образом обрести путь к Богу.

Гости уехали, оставив хозяина в задумчивости и душевном смятении. Но самое интересное произошло потом. В те редкие мгновения, когда Пак был дома, икона постоянно притягивала его взор, а рука самопроизвольно творила крестное знамение так, как показал отец Василий. Теперь он знал, кому обратить благодарственные слова и к кому прибегнуть в скорби. Окончательно он убедился в чудодейственной силе молитв Богородице после случая, который потряс его до глубины души.

В то время когда интенсивно наливались колосья и кукурузные початки, наступила продолжительная засуха. Почти целый месяц небо сияло бездонной голубизной, и ни одного облачка не появлялось на горизонте. Над богатым урожаем нависла реальная угроза.

От отчаяния и осознания собственного бессилия Пак начал по нескольку раз в день молиться Богородице о ниспослании спасительного дождя. На пятый или шестой день настойчивых и страстных молитв измученный хозяин проснулся ранним утром от монотонного шума падающих капель. Выскочив на улицу, он увидел небо, обложенное тяжелыми облаками и проливающее мелкий моросящий дождь. Слова горячей благодарности так и хлынули потоком из уст Пака, только теперь он точно знал, кому он их возносит.

К следующему приезду священника Пак созрел для заинтересованного разговора с отцом Василием. К предложению принять таинство крещения Пак отнесся с пониманием. Мало того, он попросил окрестить всю семью. Может быть, в церковных приходских книгах, если таковые не были уничтожены в годы безбожной власти, до сих пор можно найти записи о новых членах Русской Православной Церкви. То, что такие записи велись очень аккуратно, – факт бесспорный. Кроме Церкви в этих местах переселенцами не занимался никто. Отец Василий надел на всех нательные кресты и дал новоначальным христианам православные имена. В быту этими именами не пользовались, и очень скоро о них забыли. В многодетных корейских семьях детей звали по номерам: первый, второй, третий и т. д., а самый младший звался последним, примерно, как в русских деревнях – «малой».

За бесконечными трудами время шло быстро и незаметно. Сыновья подросли и стали активными помощниками отца. Уже на новом месте родились две дочери на радость родителям и страшим братьям. Наблюдая за сыновьями, Пак никак не мог понять, почему они такие разные. К новой религии сильнее всех потянулся второй сын Иннокентий. Ходил за много километров к отцу Василию, научился грамоте и все больше времени отдавал церкви. В итоге он стал священнослужителем и окончательно отошел от отчего дома. Остальные братья серьезно занимались землей и подумывали о своих собственных хозяйствах. Вскоре они женились и отделились в свои хутора.

Василий

Младшему Василию было три года, когда семья перебралась на новые земли. Отец испытывал к нему особенно теплые чувства не только потому, что он был младшим сыном в семье, но и за его мягкий и покладистый характер, за пытливый ум и удивительное трудолюбие. Зато четвертый сын постоянно вызывал недоумение и раздражение у родителей. Он был ленив. С этим его пороком Пак пытался бороться, но вскоре понял, что это бесполезно и махнул на него рукой. Из всех братьев он единственный не создал своего хозяйства и не женился. Кормился он тем, что ходил от брата к брату, где ему не отказывали в крове и еде, хоть и без особой радости, но понимая неизбежность этой опеки. Умер он, не дожив до седых волос.

Василий после отделения старших братьев остался единственным помощником у отца. К этому времени кроме довольно обширных посевных площадей в хозяйстве было немало всякой живности. Все это требовало и сил, и времени. Двое мужчин еле справлялись с каждодневными заботами. Мать стала все чаще заводить разговоры о необходимости присутствия в доме молодой хозяйки. Василий понимал озабоченность матери, но торопить события он почему-то не хотел. В те годы невест подыскивали родители и близкие родственники. Исподволь знакомились с родословной потенциальной невесты, обсуждали ее достоинства и недостатки, и, если девушка оказывалась подходящей кандидатурой, переходили к конкретным переговорам.

Для Василия подыскали невесту с дальнего хутора. При первом знакомстве особого впечатления она на Василия не произвела, но и не вызвала антипатии. Тоненькая, хрупкая и очень застенчивая девушка чем-то напоминала ему собственную мать, а от этого в душе появилось еще не осознанное, но теплое приятное чувство. Этого оказалось достаточно, чтобы вскоре состоялась шумная свадьба, и в доме Паков появилась молодая хозяйка. Ей тогда было 18 лет, а Василию 24.

У корейцев первое испытание молодая жена проходит наутро после свадьбы, когда она должна сварить на всю семью рисовую кашу, заменяющую корейцам хлеб. Дело это совсем не простое, и каша эта совсем не похожа на русскую кашу. Рис должен быть достаточно разбухшим, но рассыпчатым, не подгореть и сохранить белизну. К радости мужа, Нина (такое имя она получила в крещении) успешно прошла важный экзамен и стала признанной хозяйкой в большом доме.

В многодетных корейских семьях отчий дом, пока живы родители, называли большим домом, и он был притягательным центром для всего семейного клана. Не успели опомниться от свадебных хлопот, как назрели новые торжества. Хозяину большого дома исполнился 61 год. По корейским обычаям, жизнь человека исчисляется с учетом утробного развития, поэтому в общепринятом понимании ему было 60 лет. В жизни каждого корейца особенно торжественно отмечают две даты: первый год рождения как начало жизни и 61-й год как время подведения итогов прожитой жизни. Если первую годовщину готовят и проводят родители, то вторую – дети. Каждый из детей готовит свой праздничный стол и с поклонами подносит его юбиляру. Сколько детей, столько и празднично накрытых столов. Их ставили в один или два ряда, за которые рассаживались все участники торжества. Понятно, что каждая семья старалась как можно лучше оформить свой стол, ибо в это вкладывали все свое уважение и великую благодарность родителю.

Пак сидел на почетном месте и с гордостью принимал подношения своих детей. К шестидесяти годам он выглядел очень внушительно. Широкий в плечах, с окладистой седеющей бородой и с большими натруженными руками он не мог не вызывать всеобщего почтения, да и сам, похоже, был доволен прожитой жизнью.

Обычно родители в старости жили у старшего сына, но бывали исключения. Старый Пак еще сохранил силу и выносливость, успешно справлялся с обширным хозяйством и потому решил жить с младшим сыном, тем более что молодая жена Василия пришлась, как говорят, ко двору. С раннего утра до поздней ночи она безропотно и сноровисто копошилась по дому. Бралась за любое женское дело и всячески старалась угодить всей новой родне. Она еще девочкой была наслышана о сложных отношениях невестки с домочадцами и особенно со свекровью, а потому всеми силами пыталась избежать даже самых мелких поводов для ссор. По натуре добрая и жалостливая, Нина одинаково ровно одаривала и старых и малых своей любовью и заботой.

К концу XIX века российское правительство серьезно занялось обустройством приграничных районов Дальнего Востока. Были определены приграничные зоны, созданы заставы с постоянно действующими постами. Безпрепятственная миграция из Кореи была прекращена, а всем переселенцам, которых к тому времени оказалось довольно много, выдали российские паспорта. Так, по воле случая, все они оказались гражданами Российской империи. Надо заметить, что официальные власти никаких пересмотров земельной собственности не производили, что совершенно устраивало корейцев и побуждало их к спокойному принятию нового статуса.

Валериан

К тому времени в семье Василия назревали перемены. Молодые ожидали рождения первенца. Роды прошли нормально, но родившаяся девочка с первых дней развивалась не так, как положено, постоянно болела и вскоре умерла. Через пару лет, в 1904 году, родился сын, которого при крещении священник назвал диковинным для корейцев именем Валериан.

В начале XX века в этих отдаленных от центра корейских поселениях российское правительство проводило целенаправленное строительство государственных структур. Появились местные органы власти. Создавались церковно-приходские школы, а в уездном центре была создана гимназия для особо одаренных детей, в том числе и для выходцев из корейских семей. Интересно отметить, что отбирали детей без учета имущественного ценза, главными критериями были индивидуальные способности конкретного ребенка, а обучение для них было бесплатным.

Среди корейских переселенцев долго отсутствовало классовое расслоение. Все жили примерно одинаково – чуть лучше, чуть хуже, практически не используя наемный труд, справляясь силами собственных семей. Эти обстоятельства сформировали особые социальные отношения среди корейской диаспоры. Рассуждая сегодняшними категориями, это можно назвать обществом равных людей с равными возможностями. В дальнейшем расслоение неизбежно бы произошло, так уж устроен мир, но грянувшие в 1917 году перемены не дали этому совершиться.

Но вернемся к теме образования. Умные родители понимали, что новый XX век принес с собой не только технические новинки в хозяйственной деятельности, но и новые взгляды на культуру, а через нее и на образование. Обладание элементарной грамотностью и знанием русского языка становились не только престижными, но и просто необходимыми потребностями. Будущее молодых людей связывалось теперь не только с умением пахать и сеять, перед ними открывался более широкий выбор жизненного пути. А такую возможность могло дать только образование.

Эту истину раньше других соседей понял Василий. Его единственный сын Валериан рос послушным, ласковым ребенком. Не очень крепкий физически он стал рано проявлять интерес к познанию окружающего мира. Донимал отца разными вопросами, на которые Василий ответить, как правило, не мог. Это и побудило отправить подросшего сына в церковно-приходскую школу.

А тем временем семья увеличивалась. Василий ждал сына, но одна за другой рождались дочери: Анастасия, Александра, Екатерина. Тем не менее в доме у Паков царили порядок и взаимное уважение. У корейцев не принято демонстративно заласкивать детей. Объятия и поцелуи даже самых маленьких на людях не приветствовались. Самая распространенная и применяемая ласка – это погладить по голове.

Валериан охотно ходил в школу, быстрее своих сверстников научился читать и писать, легко осваивал арифметику и успешно овладевал русским языком. Для пытливых и любознательных детей эти начальные формы образования давали все-таки какую-то базу для самообразования. Так и получилось у Валериана. После успешного окончания школы продолжить образование он не смог. Отцу нужна была помощь по хозяйству. Сын уже многое мог делать и в поле, и во дворе, поэтому Василий, подумав, решил, что образование, конечно, дело хорошее, но прокормить одному такое большое семейство не под силу. Нужен был помощник.

Так мир Валериана замкнулся рамками личного подворья. Но человека, познавшего вкус новых открытий, изучения необъятного окружающего мира, остановить было невозможно. Он где только мог находил книги и читал их без всякой системы, от чего путаницы в голове возникало немало.

Ветер перемен

В начале 1918 года по хуторам стали распространяться слухи, что в столице произошла революция, царь свергнут и устанавливается какая-то малопонятная «советская власть». Приморских корейцев эти рассказы никак не волновали, они продолжали заниматься привычными делами, но ожидание перемен все же беспокоило.

Летом по корейским поселениям стали ходить молодые парни, которые подробно рассказывали о событиях в центре России, объясняли что за революция произошла и почему, по их мнению, надо было свергать царское самодержавие. От них-то и услышал Валериан в первый раз о большевиках, о Ленине и получил брошюры революционного содержания, в изучение которых погрузился с головой. Многое было непонятно, и незнакомые слова он старательно выписывал в специально заведенную для этой цели тетрадь. При следующем посещении пришлых революционеров возникла идея создания местного отделения РКСМ (Российского коммунистического союза молодежи). Валериан оказался одним из самых активных пропагандистов новой идеи. Он еще многое недопонимал, но быть в гуще молодежного движения ему очень нравилось. По инициативе этого движения в райцентре создали народную школу, которая по своему содержанию гораздо более, чем церковно-приходская, соответствовала требованиям к образованию новой власти. Валериан, несмотря на недовольство отца, стал посещать новое учебное заведение, пытаясь совмещать это занятие с работой по хозяйству. Все в семье понимали, что новая деятельность уводит его от привычных жизненных устоев, но категорически противостоять ему никто не хотел, да и не смог бы. Уж очень сильно захватила Валериана общественная деятельность. Вскоре в райцентре создали районный комитет РКСМ, а его избрали секретарем первичной организации.

По всей России бушевала гражданская война, но в корейские поселения отголоски этой войны практически не доходили. Тем не менее на местах создавались боевые дружины, которые должны были противостоять контрреволюционным силам, если таковые вдруг появятся в их местности. Активистам выдали винтовки с боевыми патронами и по две гранаты. Валериан повесил оружие дома на стене и забыл про него, поскольку применять его повода не возникало. Мать, потерпев некоторое время присутствие в доме посторонних предметов, однажды собрала всю военную амуницию в охапку и забросила в дальний угол сарая.

В начале 1920-х годов в корейских поселениях шло интенсивное установление советской власти. Все жители Приморья подвергались паспортизации. Фамилии, имена и отчества брались из церковных книг. Так появился Валериан Васильевич Пак – комсомолец, активист и один из самых грамотных молодых людей данной местности. Вообще, Валериан выделялся не только своей активной жизненной позицией, но и весьма привлекательной внешностью. Для корейца он был достаточно рослым. В то время средний рост его сверстников был примерно 160—165 см, он же вырос до 170. Фигура его хоть и не была атлетической, но работа по домашнему хозяйству все же сделала его сильным и выносливым. В роду его отца все мужчины имели красивые окладистые усы и бороды, чем заметно отличались от большинства соплеменников, имевших на лицах довольно жалкую растительность. У корейцев есть два типа разреза глаз: узкие, с нависающими верхними веками, отчего они выглядят как щелочки, и широкие, по корейским понятиям, с более выразительным взглядом. Паки были обладателями последнего типа. Наверное, поэтому девушки из этого рода отличались отменной красотой и пользовались большой популярностью в округе.

Валериан Васильевич ПАК

Из всех дочерей Василия самой красивой была Александра. Она блистала не только внешностью, но и отличалась любознательностью и незаурядным практическим умом. Если две другие сестры никак не тяготели к образованию, то Александра старательно училась, почти в совершенстве овладела русским языком и была готова продолжать свое образование. Но судьба распорядилась иначе. Она рано вышла замуж и, как и большинство женщин в то время, замкнулась на домашнем хозяйстве. Вскоре она увлеклась швейным делом, стала известной портнихой по индивидуальным заказам и материально жила лучше своих сестер и брата. Раньше других она перебралась во Владивосток, где ее мастерство было востребовано сполна. Единственное, что огорчало Александру и ее мужа, – это отсутствие детей.

Примерно в одно время вышли замуж и две другие сестры – Анастасия и Екатерина. Если у первой сложилась полноценная семья, где было и хозяйство, и, главное, дети, то Екатерине, как и Александре, детей Бог не дал. Видимо, сыграла коварную роль какая-то отрицательная генетическая линия.

В будущем Александра удочерит осиротевшую девочку по имени Светлана в возрасте 3 или 4 лет и до конца своих дней проживет в семье приемной дочери. Екатерина после ранней смерти мужа опять вышла замуж за вдовца с малолетним сыном Толей, вырастила и выучила его, затратив на это неимоверные силы. Ее второй муж был хорошим, но невезучим от рождения человеком. Все его начинания, несмотря на прилагаемые немалые усилия, заканчивались или полным провалом, или давали ничтожные результаты. Он предпринимал попытки сеять рис под Самаркандом, пробовал выращивать лук, но все это не приносило дохода. Вскоре он умер, и Екатерине пришлось одной растить сына. Она была вынуждена искать какое-то прибыльное дело и занялась приготовлением корейского салата из моркови, который продавала затем на базаре, получая за это неплохие по тем временам деньги. Сын закончил среднюю школу, строительный институт, построил очень хороший дом, задумал жениться. Но все пошло иначе. Он вдруг заболел циррозом печени и умер. Екатерина опять осталась одна, как перст, и умерла вдали от всех родственников в 1985 году. Все это случится через много лет. А пока вернемся на Дальний Восток.

Революционные бури, стихия гражданской войны – все это почти никак не отразилось на социально-экономическом положении семьи Василия. Благодаря значительной отдаленности от эпицентра всех потрясений, они избежали испытания голодом, разрухой и только понаслышке знали о таких страшных явлениях, как продразверстка и продналог. Приморские корейцы не подвергались опустошительным набегам банд всевозможных цветов, орудовавших на просторах России в гражданскую войну. Люди продолжали заниматься привычным делом: сеяли разные злаки, выращивали скот и растили детей.

Семейные будни

Родители Валериана все чаще стали заводить разговор о женитьбе. Занятый хозяйственными работами он меньше всего был озабочен своими личными делами, поэтому серьезно к этим разговорам не относился. Но, как говорят, вода и камень точит. Родители подыскали девушку с дальнего хутора, ею оказалась дальняя родственница того самого Ни, который когда-то так увлек старого Пака рассказами о дальних изобильных землях. В крещении она была наречена Анной и, как оказалось впоследствии, с этим именем и прожила всю последующую жизнь. Она выросла в многодетной семье, где кроме нее были старший брат Степан, сестры Екатерина, Татьяна, младший брат Михаил и самый младший Алексей. Из всех детей Анна выделялась острым умом и напористым сильным характером. Еще в церковно-приходской школе она отличалась страстным желанием учиться, быстро осваивала немудреные азы знаний, раньше других выучила русский язык и к концу обучения могла почти безошибочно разговаривать на трудном неродном языке. Способности девочки были настолько очевидны, что учителя решили направить ее для дальнейшего образования в уездный город в женскую гимназию, где она и проучилась до закрытия этого учебного заведения в результате революционных потрясений. Не закончив 9-го класса, в 1918 году Анна вернулась в свой хутор и погрузилась в рутинные хозяйственные заботы. Развитие ее способностей, о которых так много говорили взрослые, прекратилось без всяких надежд на какое-то продолжение. Было ясно, что самая ближайшая перспектива для нее – это замужество.

От Паков стали приходить сваты, чтобы познакомить молодых и обсудить разные дела, сопутствующие предстоящему событию. В семействе Ни благосклонно принимали посланцев и не скрывали своего положительного отношения к намечаемой свадьбе.

Анна, родившаяся 22 июня 1902 года, была на два года старше своего жениха. Однако эта маленькая шустрая девушка с остреньким носиком и пытливыми глазами выглядела совсем юной и никак смотрелась старше Валериана. При первой встрече потенциальный жених был несколько ошарашен тем, насколько Анна отличалась от всех знакомых ему девушек. Гимназия воспитала в ней навыки городских барышень, а по кругозору она во многом превосходила жениха. Такая неординарность произвела впечатление на Валериана до такой степени, что ему захотелось ускорить намечаемое событие. И вот, летом 1923 года свадьба состоялась.

Невестка трудно приживалась в новой семье. Там где бок о бок живут три молодые и одна пожилая женщины возникает много проблем, но надо было приспосабливаться к жизни в новом доме, и Анна старалась изо всех сил. Постепенно жизнь налаживалась, отношения у молодых становились все теплее и доверительнее, а, стало быть, и все жизненные невзгоды воспринимались как незначительные эпизоды. Надо иметь в виду, что жить молодым в условиях перенаселенного дома, где помещение не делилось на отдельные спальни, а представляло собой общее пространство, было очень непросто. Но так жили все, поэтому о других условиях никто и не мечтал.

Традиционная корейская кухня состояла из разнообразных острых салатов, соленой рыбы и морепродуктов. Вместо хлеба варили рассыпчатую кашу из риса, гречки, дробленой кукурузы. Подавали каждому миски с холодной водой, в которой размачивали кашу и ели, закусывая разными салатами. Мясо появлялось на столах редко. Надо сказать, что корейская кухня удивительно рациональна. В ней много растительных компонентов, богатых клетчаткой, различными витаминами и концентрированными растительными белками. То есть все то, за что не очень успешно борются диетологи цивилизованного мира, всегда присутствовало на столах у корейцев. Например, у них практически нет жареных блюд – все или готовится на пару, или отваривается. Весенний авитаминоз преодолевали с помощью пророщенных зерен бобовых культур, белковых вытяжек из гречневой крупы и многого другого. Непременной составляющей ежедневного рациона была соевая паста и соевый соус. Это особые продукты, которые популярны почти во всех странах Востока. Приготовление соевой пасты – это очень сложный и долгий процесс. Соя или другая бобовая культура отваривается, растирается до однородной массы и из нее лепят шарики диаметром 10—15 см. Затем их укладывают рядами в теплом сухом месте и бережно ухаживают в течение длительного срока. Через какое-то время шарики покрываются снаружи густой голубоватой плесенью, а их внутренность оказывается пронизанной плотной сетью спор. Самый ответственный момент – поймать время полного созревания. Недодержка или передержка прямо влияют на качество конечного продукта. У каждой хозяйки свой почерк, и паста получается со своим характерным только для нее вкусом, одинаковой не бывает. Говорят, что приступать к приготовлению пасты в плохом настроении нельзя, если в доме горе – тоже нельзя, паста не получится. Лучше всех в семье эти продукты из сои получались у Екатерины, и долгие годы она обеспечивала пастой и соусом многочисленных родственников.

За повседневными делами время шло быстро и незаметно. Молодая хозяйка окончательно освоилась в новых для себя условиях. Подружилась с сестрами мужа, нашла общий язык со свекровью и свекром и чувствовала себя весьма комфортно. Первой замуж вышла Анастасия и ушла из родительского дома. О замужестве Александры и Екатерины речь пока не шла. Летом 1922 года Екатерина неудачно упала с повозки и серьезно повредила позвоночник. Потом она очень долго лечилась, но окончательно избавиться от травмы не смогла до конца жизни.

Между тем у Валериана и Анны наметились изменения в семейной жизни. Они готовились к рождению первенца. 25 марта 1925 года у них родилась дочь, которую назвали христианским именем Галина. В семье ее называли по-корейски Ченгымне (тысяча золота). В окружении взрослого семейства ребенок пользовался всеобщим вниманием и заботой. Все нянчились с нескрываемым удовольствием. В конце 1926 года Валериана призвали на срочную службу в Красную армию. Попал он в Карельский стрелковый полк рядовым бойцом. Но и здесь вскоре был привлечен к комсомольской работе и через некоторое время был принят в ряды ВКП(б).

Летом 1927 года Анна, взяв маленькую дочку, отправилась на свидание к мужу в воинскую часть, которая дислоцировалась недалеко от границы с Кореей. Проезжая вброд через залив на повозке с волом, увидели вдали красноармейцев, бегающих по полигону. Девочка, которая еще не говорила, вдруг произнесла на корейском языке целую фразу: «Наверное, и наш папа так же бегает где-то». Фраза оказалась настолько по-взрослому грамотной и прозвучала так неожиданно, что Анна не на шутку испугалась – вдруг это бес вселился в ребенка? К тому же, произнеся эти слова, девочка опять замолчала, как будто и не она только что сказала длинное предложение.

Анна, зная в совершенстве русский язык, без труда нашла воинскую часть, где служил Валериан. Ее с ребенком пропустили в казарму. От неожиданности Валериан растерялся и только и смог произнести: «Ты зачем сюда пришла?» Анну эта фраза обескуражила и обидела, но радость встречи оказалась сильнее первых эмоций.

Пока Валериан служил, в семье появилась вторая дочь, которую назвали Лидией. Жили они по-прежнему в деревне в доме родителей. А Валериан, отслужив, домой не вернулся, решил устроиться на работу во Владивостоке. Не имея никакой городской профессии, он был принят разнорабочим на пуговичную фабрику. Одновременно поступил в школу профсоюзного актива, успешно закончил ее и был оставлен там же в качестве преподавателя.

В 1929 году Валериан перевез семью во Владивосток, оставив у родителей младшую дочь. Жилье в виде холодной неблагоустроенной комнаты в бараке в корейской слободе на окраине города восприняли как редкую удачу. Анна устроилась в главную городскую больницу в регистратуру, исполняя одновременно и роль переводчицы. Жили бедно, как и большинство молодых семей, но не теряли светлой надежды на счастливое будущее.

В корейской слободе жили в основном те, кто потянулся в город за образованием и в поисках лучшей доли. Все дома были ветхие, без каких-либо удобств, в окружении грязи и полной антисанитарии. Городские власти мало обращали внимания на эти стихийные полудикие поселения. За корейской слободой начиналась китайская, где по слухам было еще грязнее. Между корейцами и китайцами сложились мягко говоря натянутые отношения, и о каких-то дружеских связях не могло быть и речи.

Конец 20-х и начало 30-х годов были годами разрухи и голода на территории всей бывшей Российской империи. Владивосток не был исключением из череды голодных и холодных населенных пунктов. Картину общей разрухи дополняла массовая безработица, которая заставила многих искателей лучшей доли вернуться в деревню, на крестьянские хлеба. Валериан с Анной, имея работу, решили остаться в городе, несмотря на неимоверные трудности материального характера. В корейской слободе существовала национальная начальная школа, куда и определили Галину. Она очень рано окунулась в самостоятельную жизнь. Родители с утра до вечера были на работе, а маленькая Галя сама отправлялась в школу, сама грела пищу и терпеливо ждала возвращения мамы и папы. Унаследовав пытливый ум и энергичный характер матери, она не только успешно училась, но и вела в силу своих возможностей нехитрое домашнее хозяйство. Надо сказать, что в корейских семьях говорили только на корейском языке, поэтому Галя ни слова не знала по-русски, зато быстро освоила корейский алфавит и устный счет. Ее жизнь замыкалась в границах корейской слободы. Владивосток как культурный и административный центр был для нее пока закрыт.

3 января 1931 года в семье Паков произошли изменения – родился сын, названный по инициативе отца библейским именем Моисей. Трудно сейчас сказать, что побудило Валериана выбрать для ребенка такое редкое имя: то ли преклонение перед образом избранника Божия и пророка Моисея, то ли желание проявить оригинальность. Так или иначе, в свидетельстве о рождении было записано это имя. Зима 1931 года была необычайно суровой. Анна выписалась из роддома холодным январским днем. Валериан оказался удивительно беспечным отцом – он не удосужился подготовить комнату к приему новорожденного. Когда Анна с ребенком на руках вошла в квартиру, стены ее оказались покрытыми густым инеем, а в доме не оказалось никакого топлива. Анна, оставив младенца в холодном помещении, сама одетая в легкое демисезонное пальто отправилась на поиски угля.

Вид худенькой продрогшей женщины, видимо, был настолько жалким, что работники угольного склада бесплатно дали ведро бесценного топлива. Вскоре печь нагрела помещение, стены оттаяли и благостное тепло окутало домочадцев. Но ведра угля хватило ненадолго, и Анне приходилось купать ребенка, накрыв ванночку ватным одеялом. Почему Валериан, будучи добрым и ласковым человеком, оказался в этой ситуации таким беспечным и невнимательным, никто теперь не ответит. Наверное, у него были на то действительно веские причины. С большими трудностями, но зиму пережили благополучно, а теплые весенние дни отодвинули в прошлое все пережитые невзгоды.

Анна не вернулась на работу после декретного отпуска, а полностью посвятила себя воспитанию детей и ведению домашнего хозяйства. К этому времени из деревни привезли Лиду, и детей на руках оказалось трое – мал-мала меньше. Анне было некогда думать о служебной карьере, поэтому светлая перспектива, которую ей сулили с детства, оказалась несбыточной мечтой. В 1933 году родился второй сын, которого назвали Климом. К этому времени жизнь более или менее наладилась, дом привели в относительный порядок, да и с топливом зимой теперь проблем не было. Но сказать, что все было совсем безоблачно, конечно, нельзя. Прокормить семью из шести человек на весьма скромную зарплату отца было необычайно трудно. И Анне пришлось освоить швейное дело. Пользуясь швейной машинкой знаменитой фирмы «Зингер», которую она получила как семейную реликвию от свекрови, она стала шить на заказ простую повседневную одежду. Заработки хоть и были довольно скромными, но все-таки оказывали поддержку семейному бюджету.

Слева направо: Моисей и Клим

Когда Моисею исполнилось 4 года, а Климу – 2, оба одновременно заболели корью. Каково пришлось Анне, можно только представить, но, к счастью, кризис был преодолен и дети стали поправляться. Правда, болезнь дала осложнения: у Клима появились проблемы со зрением, а у Моисея – со слухом. Хорошо, что жили в городе, и Анна по старой памяти была вхожа в кабинеты к узким специалистам центральной больницы, чем и воспользовалась. Своевременно была оказана помощь, благодаря чему дети полностью выздоровели.

В мае 1937 года родился третий сын – Юрий. К этому времени Валериан перешел на партийную работу, и его направили инструктором райкома партии в районный центр Посьет. Как партийному работнику ему дали вполне приличную квартиру, куда вскоре переехали из деревни родители Валериана. Дед Василий занялся устройством подворья, купили корову, завели поросят и разработали немалый участок земли. Все складывалось как нельзя более удачно. Бабушка Нина, как могла, помогала мужу и снохе справляться с повседневными делами. Жить стали хорошо, впереди грезилась счастливая обеспеченная жизнь.

«Великое переселение народов»

Но последующие события круто изменили судьбы не только Паков, но и всех приморских корейцев. По решению партии и правительства, а точнее, по воле «отца народов» Сталина, корейцев сочли необходимым переселить с Дальнего Востока в республики Средней Азии. Политическим поводом для этого послужило резкое обострение отношений с империалистической Японией, которая еще в начале XX века оккупировала Корею, а в 30-е годы создала на границе с СССР марионеточное прояпонское государство Манчжоу-го (ныне территория северного Китая). Вина корейцев состояла лишь в том, что внешне они были очень похожи на японцев. На самом же деле советские корейцы не только не проявляли какой бы то ни было готовности сотрудничать с японцами, а, наоборот, воспринимали их как оккупантов, захвативших Корею, как злейших врагов своего народа. Однако других поводов для репрессий у советского руководства не было, так как советскую власть корейцы поддержали еще в годы гражданской войны, когда по всему Дальнему Востоку действовали более 30 корейских партизанских отрядов в борьбе с белогвардейцами. Как и большинство землепашцев по всей России, обманутые красивым лозунгом «землю – крестьянам», они горячо поддерживали и принимали установление новой власти. Среди корейской молодежи было много коммунистов и комсомольцев, искренне преданных делу революции. Поэтому приказ о выселении всех корейцев был неожиданным и непонятным.

Это произошло в августе 1937 года. На сборы было дано всего 48 часов, после чего все должны были явиться на сборные пункты. Люди были вынуждены бросить все нажитое: дома со всей утварью, скот, несобранный урожай. Большинство семей были многодетными, а количество багажа, позволяемого взять с собой, – жестко ограничено. Из Посьетского района, где больше всего проживало корейцев, их вывозили пароходами до Владивостока, а там пересаживали в товарные вагоны с двухъярусными нарами и везли куда-то в неведомую даль.

Эшелоны шли не по литерному графику, а медленно, с долгими остановками на каких-то маленьких станциях и полустанках, пропускали скорые поезда, товарные составы с более важным грузом, иногда часами стояли без всяких объяснений. Бывали дни и ночи, когда составы вдруг без остановки шли по многу часов – все было совершенно непредсказуемо, и что-то планировать наперед никто не мог. Вагоны были загружено, как говорят, под завязку. Люди сидели впритык друг к другу, больные и здоровые, грудные младенцы и глубокие старики, молча, терпеливо переносили ничем не заслуженные страдания. За время многодневного путешествия в вагонах рождались дети, умирали больные, которых никто не считал. Монотонный стук колес стал привычным фоном для всех обитателей скрипучих, продуваемых всеми ветрами вагонов.

В семье Паков было пятеро детей, Анна с Валерианом и дедушка Василий с бабушкой Ниной. Старшей Гале было 12 лет, Лиде – 10, Моисею – 6, Климу – 4 года и младшему Юре – всего пять месяцев. Старшие с малышом расположились внизу, а остальных детей посадили на верхние нары. Ребята быстро привыкли к новым условиям, создали свой замкнутый мир, где можно было и пошуметь, и побаловаться без назидательных взглядов взрослых. Главной в этом детском обществе была Галя. Ее неуемной фантазии по придумыванию различных игр и развлечений хватило на все время путешествия. Например, однажды ночью она предложила такую игру: всем заснуть и увидеть сон, а потом сразу проснуться и рассказать о нем остальным. Самым шустрым оказался Моисей, он тут же «увидел» сон о том, что мама сварила ему десять яичек и много рисовой каши. Слушатели заволновались, забыв, что они «спят», стали выяснять, неужели он все это съел один. Дискуссия приняла такие шумные формы, что проснулся отец и строго отругал спорщиков.

В Новосибирске всех переселенцев повезли в баню. Помывка была суетливой и бестолковой, но приятной. Кормили на больших станциях из общих котлов. Еду брали в кастрюли на всю семью и в вагонах разливали по мискам. Кто-то на остановках пытался быстренько развести костер и сварить свою еду, но не всегда удавалось довести ее до готовности. Об этой жизни на колесах все помнили на протяжении многих лет. Иногда об этом рассказывали со слезами на глазах, но чаще со смехом и шутками. Анна любила вспоминать эпизод, как однажды удалось сварить суп, и только его разлили по мискам и собрались есть, как вагон вдруг сильно дернулся и поехал, а все содержимое мисок вылилось кому куда. Анна в лицах изображала реакцию каждого члена семьи, отчего всем было смешно до слез.

Солнечный Узбекистан

Дней через 20 эшелон прибыл в город Ташкент. Всех выгрузили на привокзальную площадь. День был теплый, сухой воздух пропитан ароматом степных трав и какими-то незнакомыми запахами. Приезжих окружила толпа любопытных зевак, которые, не скрывая удивления, рассматривали невиданных узкоглазых людей, а те с неменьшим интересом глядели на местных жителей в национальных нарядах. Надо сказать, что узбеки доброжелательно отнеслись к незваным гостям. Никаких враждебных выпадов не было. Это, видимо, объяснялось тем, что Ташкент уже тогда был городом многонациональным, да и узбеки по своей натуре добрый и гостеприимный народ. Они и сейчас такие.

Большую часть корейцев оставили в Ташкентской области, отвели им пустующие степные земли, где в скором времени были созданы корейские колхозы, которые специализировались на выращивании риса, лука и, конечно, хлопка. Дисциплинированные и трудолюбивые корейцы быстро освоили целинные земли и создали благоустроенные поселения, которые затем прославились на весь Советский Союз, а председатели таких колхозов, как «Полярная звезда» и «Политотдел», удостоились звания Героев Социалистического труда.

Некоторые вагоны направили в Фергану, другие в Бухару, Андижан, Самарканд, Ургенч. По какому принципу разбрасывали людей по республике, сейчас сказать сложно. Где-то создавались уголки компактного проживания корейцев, и там возникали национальные школы, сохранялись традиции, обычаи и язык. Там же, где оказалось по 5—6 семей на город, сохранить национальный колорит было намного труднее.

Семья Валериана Васильевича Пака была поселена в городе Катта-Кургане Самаркандской области. Туда же попало еще несколько семей. Для вновь прибывших была выделена жилплощадь по принципу «есть крыша — есть жилье». Никаким санитарным нормам она, конечно, не соответствовала. Но дареному коню, как известно, в зубы не смотрят, поэтому двухкомнатная квартира в глинобитном доме для семьи из 9 человек была воспринята как редкостная удача. Рядом, в такой же квартире, поселили многодетную семью Сергея Кана, с которым прожили бок о бок много лет. У Сергея еще был жив отец – маленький щуплый старичок с жиденькой седой бородкой. Однажды вечером взрослые сидели на скамейке во дворе, тут же бегали дети, шла обычная неспешная беседа о житье-бытье. Курящие мужчины дружно дымили, и некурящий Сергей тоже решил покурить за компанию. Но не успел он затянуться, как подоспевший отец отвесил ему звонкую пощечину, обратив на себя внимание всего двора. Папироса отлетела в сторону, а Сергей сидел, смущенно потирая щеку. Всем стало понятно, что курить при отце даже взрослому мужчине и многодетному отцу непозволительно. После этого урока курящим Сергея никто не видел. У Паков в семье это тоже было не принято, хотя курили и дед Василий, и Валериан. Однако при отце он никогда не позволял себе закурить, хотя в его отсутствие мог это делать прямо в квартире.

Когда семья оказалась в Узбекистане, дети говорили только по-корейски, русского языка никто не знал. Поэтому общение с местными ребятами было весьма затруднительным. Но дети быстро преодолевают языковой барьер, и вскоре все уже общались на дикой смеси корейских, русских и узбекских слов. В один прекрасный день Галя, имевшая беспрекословный авторитет у всей детской части семьи, дала приказ: говорить только по-русски. Она уже понимала, насколько знание русского необходимо в дальнейшей жизни. Эта команда так прижилась, что постепенно родной язык стал уходить на второй план. Взрослые разговаривали с детьми по-корейски, а те отвечали им по-русски. Постепенно русский язык полностью заменил родной. Тогда этому не придавали большого значения, и только позже, во взрослой жизни, поняли, что это потеря не только нравственного порядка, но и ощущения самодостаточности.

Валериан устроился в райпотребсоюз инспектором, где проработал два года, а затем его перевели в Катта-Курганский горком партии инструктором. Анна занималась домашним хозяйством и понемножку шила на заказ.

К началу 40-х годов, можно сказать, все, не только дети, но и взрослые, адаптировались к новым условиям. С соседями, независимо от национальности, установились добрые отношения, а языком межнационального общения стал, конечно, русский. Галя с Лидой стали ходить в школу, Моисей с Климом – в детский сад, а Юра как самый младший сидел дома. В 1941 году семья увеличилась еще на одного человека – родилась девочка, которую назвали Светланой. В обязанность Моисея входили походы на молочную кухню, где для младенцев давали молочные смеси и предмет зависти остальных детей – куриные котлетки. Время было не то что бы голодное, но недостаток в качественном разнообразном питании, конечно, имел место. Моисей не смел покушаться на этот деликатес, но как же ему хотелось хотя бы попробовать кусочек! Выход он находил в том, что тщательно обнюхивал и облизывал котлетки со всех сторон. Мама об этом, конечно же, даже не догадывалась. Светочка тем временем росла, и все говорили, что ребенок очень красив и развивается с опережением сверстников. Но, к несчастью, девочка заболела редкой болезнью лейшманиозом, которая распространена в некоторых южных странах, в том числе в Средней Азии, и вызывается возбудителем, чаще всего москитами. Света умерла, прожив чуть больше года, хотя болезнь эта вовсе не смертельная. Как видно, медицинское обслуживание в Узбекистане было в то время не на высоком уровне.

Война

Страшное слово «война» вихрем разнеслось по всей огромной стране. В Средней Азии не было бомбежек и воздушных тревог, но жизнь в одночасье изменилась до неузнаваемости. Что такое всеобщая мобилизация, знают только те, кто принимал личное участие в ней или видел своими глазами. Вчерашние мирные граждане с рюкзаками за спинами в сопровождении плачущих родственников молча направлялись на сборные пункты, где их формировали в разные команды, и уходили в неизвестность – многие навсегда.

Уже к осени 1941 года маленький узбекский городок Катта-Курган стал заполняться беженцами и эвакуированными. Эшелоны товарных вагонов подвозили все новых и новых несчастных. Местные жители безропотно давали им кров, пропитание и вообще помогали, чем могли. Очень скоро начались перебои с продуктами, появились карточки, самыми ценными среди которых были хлебные, – выжить без них было практически невозможно. Карточки были иждивенческие и рабочие, норма хлеба то увеличивалась, то уменьшалась.

При отоваривании продавец вырезал клеточку с указанными граммами.

Но даже по карточкам хлеб можно было купить, лишь отстояв огромную очередь. Все военные годы и до отмены карточек Моисей оставался бессменным семейным снабженцем. Почему-то привозили хлеб во второй половине дня, и отоварить карточки удавалось только в 9—10 часов вечера. За добычу хлеба отвечал Моисей как самый старший из братьев – ему уже было 10 лет, а отправлять в ночь девочек мама не решалась. Естественно, все вечера он вынужден был проводить в очереди, где можно было нахвататься и хорошего, и особенно много плохого. Но несмотря на это, никто не смел покушаться на семейную пайку, и не было случая, чтобы Моисей не донес до дома драгоценный хлеб. Наградой за этот совсем не детский труд была неподдельная радость домочадцев, ждущих с нетерпением кормильца. В такие минуты Моисей чувствовал себя настоящим героем. Однажды он пережил неподдельный стресс, когда вдруг не обнаружил в кармане карточек на всю семью. Он стал лихорадочно выворачивать карманы, обливаясь холодным потом, но их нигде не было. Моисей уже почти выл от ужаса, как вдруг нащупал их в верхнем кармашке брюк, который назывался «пистоном», куда он, видимо, сам же и спрятал карточки, как в наиболее надежное место. За несколько минут он пережил потрясение от потери и бурное ликование от находки, что стоило ему немалых моральных и физических сил.

Все военные годы до отмены хлебных карточек Моисей оставался бессменным семейным снабженцем. Для праздного времяпрепровождения оставалось совсем мало времени. Пока были козы, приходилось их целыми днями пасти. Это было сложное дело, так как трава росла только вдоль оросительных каналов, и козы в поисках пропитания все время перемещались с места на место, да еще надо было набрать мешок этой же травы, потому что ненасытные козы, придя домой, опять требовали пищи. Когда появилась корова, стало легче, ее уже гоняли в стадо под присмотром платного пастуха, но мешок травы надо было набирать все равно. Все это лежало на Моисее, так как Клим с Юрой были еще маленькими.

С наступлением теплых дней стало полегче. Первые признаки весны появляются в Узбекистане уже в феврале, а в марте—апреле можно в какой-то степени переходить на подножный корм. Появляются первые съедобные травы, цветут фруктовые деревья. Особенно с нетерпением ждали созревания самых ранних плодов тутовника (шелковицы). Внешне они напоминают садовую малину, только белого цвета, а растут на ветвистых деревьях с крупными узорчатыми листьями. Плодами этих деревьев дети и восполняли нехватку сладкого, утоляли голод и как-то преодолевали весенний авитаминоз. До созревания тутовника зацветала белая акация. Ее цветы похожи на кисти сирени, только растут не на кустах, а на больших деревьях. Эти ароматные кисточки тоже съедобны и имеют еле уловимый сладковатый вкус. Трудно сказать, насколько они полезны, но и вреда от них не было никакого.

Осенью 1941 года новую двухэтажную школу переоборудовали под госпиталь, а учеников перевели в небольшое здание, где пришлось учиться в три смены. Первая начиналась в 7 утра, последняя заканчивалась поздним вечером. Количество детей резко возросло с притоком беженцев, число которых увеличивалось в течение всего лета и осени 1941 года. С детьми в школы Узбекистана пришло и большое количество квалифицированных учителей из школ Киева, Минска, Винницы и других крупных городов. Они, пережившие боль от утраты близких и все тяготы военного времени, несли с собой богатые культурные традиции и обладали высочайшим профессионализмом.

Валериан Васильевич работал в то время в Катта-Курганском горкоме партии и имел броню от призыва в армию. Кстати, корейцев как репрессированных не брали в действующую армию, а направляли на трудовые повинности, чаще всего на лесоповал, в северные районы страны. Там, в невероятно тяжелых условиях, погибло огромное количество корейцев. Многие рвались на фронт, но совершенно незаслуженно отнесенные к категории неблагонадежных, не получали разрешения. У того поколения на всю жизнь осталась обида на власти за проявленное недоверие. Причем корейцы, которые переселились в центральные районы страны до трагического 37-го года, в армию призывались и воевали, по свидетельству очевидцев, хорошо. В подтверждение этому многие из них были награждены боевыми наградами, были среди них и Герои Советского Союза, и даже один генерал-майор.

Все лето Моисей был предоставлен самому себе. С питанием дома было сложно, и если хоть один из детей не просил у мамы есть, ей было легче. А Моисей в компании таких же, как и он, мальчишек добывал себе пищу на базаре, в колхозных садах, на бахчах. Это было рискованным занятием, потому что узбеки вполне обоснованно преследовали нахлебников и, если удавалось поймать, жестоко наказывали. Галя с Лидой работали на овощной базе, а Клим с Юрой проводили время дома.

Однажды мама достала на бойне шкуру теленка и решила попробовать сварить из нее что-то съедобное. Целый день ее обрабатывали кипятком, скоблили ножом и довольно успешно очистили ее от шерсти. Многочасовая варка превратила шкуру в желеобразную массу, а охлажденная, она превратилась в студень мутноватого молочного цвета. И хоть товарного вида эта еда не имела, запах чего-то мясного после вареной травы казался божественным. Изобретенное блюдо так понравилось, что когда в следующий раз добыли еще одну шкуру, решили попробовать продать студень из нее на рынке. Торговать отправили Галю. К удивлению мамы, весь товар она реализовала за несколько часов и принесла деньги, в которых так нуждалось большое семейство.

Стремление выжить в условиях сурового военного времени заставляло маму искать самые нестандартные пути решения житейских проблем. Однажды ей удалось купить по баснословно низкой цене старую полуслепую корову, которая давала молока меньше, чем какая-нибудь захудалая коза. Но это сомнительное приобретение как-то вдохновляло все семейство и зарождало надежду на улучшение материального положения. Корм добывали разными путями: собирали скудную траву, растущую вдоль арыков, покупали пшеничную солому и хлопковую шелуху, и каким-то чудом корова стала прибавлять в весе. Уже не так стали выпирать кости на туловище и, самое главное, стали увеличиваться надои. По среднеазиатским меркам, 5—6 литров молока в день считалось вполне сносным результатом. Для скудного рациона семьи это был огромный плюс: на столе появились молоко, сметана и даже сливочное масло. Какую-то часть молока Галя и Лида продавали на рынке. В доме появились скромные, но все же живые деньги. Сбором травы для коровы, как уже было сказано, занимался Моисей, так как Юра с Климом были еще слишком маленькими. Правда, потом, когда братья подросли, Моисей нахально переложил на них все заботы по хозяйству, а те безропотно взвалили на себя этот крест. Особенно доставалось Климу – он был старше Юры на 4 года и крепче физически. А Моисей полностью отдался общественной работе в школе, увлекся спортом, развлекался в обществе закадычных друзей.

Валериан Васильевич дома почти не бывал, чуть ли не круглыми сутками верхом на лошади он ездил по кишлакам, выполняя ответственные правительственные задания. Особенно тяжело было с заготовкой зерна (пшеницы, ячменя, овса). Использовали опыт времен гражданской войны, когда у крестьян изымали по продразверстке все излишки зерна. Семьи у колхозников были большие, почти все мужчины воевали, главной рабочей силой были женщины, дети и подростки. Каково было у них отбирать и так скудные запасы продовольствия, можно только представить. Домой отец приезжал, словно почерневший, морально подавленный. Фронт нуждался в хлебе, и план заготовок надо было выполнять любой ценой.

Почти беспризорник

Понятно, что домашними проблемами Валериан Васильевич не занимался. Все заботы о воспитании и пропитании пятерых детей легли на плечи матери. Каждый из них имел свой круг обязанностей. Выполняли их под жестким и четким контролем Анны Васильевны. Однако у Моисея была своя, неведомая матери, жизнь, достаточно опасная и к тому же грозившая направить его совсем не по тому пути, который прочили ему родители.

Проводить время в компании уличных подростков стало интересно и в какой-то степени сытно. До серьезных правонарушений ребята еще не доросли, но многие черты, присущие блатным сообществам, в их группе уже существовали. Такие компании обычно формируются вокруг одного или нескольких авторитетов. Таким у них был некий Коля, о котором никто почти ничего не знал. Он был на 3—4 года старше остальных, а стало быть, сильнее и опытнее. Все подчинялись ему добровольно и беспрекословно. По натуре он был добрым и коммуникабельным, поэтому отношения в группе строились весьма демократично и взаимоуважительно. Моисею эта компания нравилась еще и потому, что кроме добычи чего-то съестного не совсем праведными путями, ничего другого, более серьезного с точки зрения правонарушений, не замышлялось. Иначе заложенные в Моисея с раннего детства моральные установки непременно вступили бы в противоречие с этими действиями. А так, ничто не тревожило совесть. Если с утра удавалось добыть еду, – это могли быть лепешки, фрукты или какие-нибудь овощи, – вся компания (5—7 человек) шла на речку, где приятно проводила остаток дня. Бывали и неудачные дни с плохой добычей и даже «боевыми» потерями. В этом случае кто-то «зализывал раны», кто-то отсиживал какое-то время в отделении милиции. Серьезный уголовный мир на этих босяков смотрел снисходительно, видимо, давая возможность подрасти и заматереть, а впоследствии пополнить ряды подготовленными «кадрами».

Но «казацкая вольница» закончилась с началом учебного года. Если все лето Анну Васильевну мало интересовало, где Моисей проводит время, то с 1 сентября она строго следила за учебой всех детей. Моисей попытался было совместить учебу с летним образом жизни, уж очень он ему нравился, но получилось плохо. Школьные прогулы вскоре стали известны Анне Васильевне, за чем последовали столь жесткие меры, что у нашего героя пропало всякое желание прогуливать уроки.

Новые друзья

Летом 1944 года Валериана Васильевича перевели в соседний район и назначили 2-м секретарем райкома партии. Сейчас этот населенный пункт называется городом Акташ, а тогда он был районным центром Нарпайского района Самаркандской области, а железнодорожная станция называлась Зирбулак. Через эту станцию проходили такие скорые поезда, как Москва-Душанбе, Москва-Ашхабад, Ташкент-Красноводск. Так что магистраль была серьезная и играла весьма заметную роль в жизни города.

Валериан Васильевич ПАК

Как секретарю райкома Валериану Васильевичу выделили отдельную квартиру, вполне приличную, по понятиям того времени. По окончании учебного года Моисея решили отправить в Зирбулак к отцу для помощи в обустройстве нового жилья. Правда, этот повод звучал не очень убедительно, так как в пустой квартире Моисей, которому исполнилось 12 лет, ничего путного создать не мог. Скорее всего, проницательная Анна Васильевна решила изолировать сына от его «базарных» друзей, понимая, что ни к чему хорошему эта дружба не приведет. Остальные дети и другие члены семьи оставались в Катта-Кургане и ждали, когда за ними приедет отец.

Моисей тем временем приучался к самостоятельному ведению хозяйства. Однажды отец, уходя на работу, дал ему задание что-нибудь приготовить на обед. Поскольку четких указаний дано не было, Моисей решил сварить пшенную кашу. Получилось у него в точности, как у героя рассказа Носова «Мишкина каша». Найдя на кухне какой-то солдатский котелок, он насыпал в него крупы почти по край и, символически помыв, налил воды и поставил на огонь. К его немалому удивлению, через некоторое время пшено почему-то полезло через край. Моисей снял ложкой лишнюю крупу, долил воды и спокойно уткнулся в книгу. Запах гари отвлек его от интересного сюжета – пшено опять полезло наружу и стало гореть на плите. Пришлось опять снимать излишки и доливать воду. В таком мучительном режиме каша все-таки сварилась, правда очень крутая и малосъедобная. Отец, придя домой, поковырялся в этом «шедевре» и сделал вид, что поел, чем и закончился этот запомнившийся на всю жизнь «изысканный» обед.

К лету 1942 года у Моисея появились новые друзья. Но они принципиально отличались от Катта-Курганских базарных босяков. Это были дети эвакуированных из западных областей интеллигентов: учителей, инженеров, врачей. Круг интересов и увлечений этих ребят формировался под ненавязчивым, но целенаправленным влиянием умных и образованных родителей. Почти у всех дома оказались книги из числа лучших образцов детской классики. Удивительно, что, беря с собой в эвакуацию лишь самое необходимое, эти люди включали книги в круг этих избранных вещей. Благодаря новым знакомствам, с Моисеем произошло неожиданное и удивительное явление – он пристрастился к чтению. А так как он ничего не делал в полсилы, то и это занятие увлекло его с головой. За лето он прочитал все, что нашел в домашних библиотеках эвакуированных ребят: Бори Бутмана, Оси Гуревича, Миши Аронова и других. Он также стал постоянным посетителем районной библиотеки.

К осени вся семья переехала в Зирбулак, и в сентябре дети пошли в местную среднюю школу. Галя к этому времени уже училась в Народнохозяйственном институте в Самарканде, Лида – в 9-м классе, Моисей – в 6-м, Клим – в 4-м, а Юра пошел в 1-й класс.

Отца семья видела редко. Все время он проводил в разъездах по району, перемещаясь по-прежнему на лошади, машина была только у первого секретаря. Все семейные заботы, как обычно, несла на себе Анна Васильевна. Надо сказать, что материальное положение семьи к этому времени заметно улучшилось – во дворе появились корова и теленок, разработали небольшой огород. Проблем с питанием уже не возникало. Иногда из колхозов привозили по 20-30 дынь самых разных сортов. Никому из членов семьи за всю последующую жизнь не приходилось больше не только есть, но и даже видеть некоторые редкие старинные сорта дынь. Дело в том, что в послевоенные годы колхозам Узбекистана властями была дана установка интенсивно расширять посевные площади под хлопок, и соответственно для выращивания овощей и бахчевых культур места почти не оставалось. Таким образом, к сожалению, многие изысканные сорта арбузов и дынь постепенно утрачивались. До войны на базарах Узбекистана можно было видеть разные виды халвы, которые изготавливались по рецептам древних кондитеров и отличались не только удивительным вкусом, но и великолепным внешним видом. Однако позже с ликвидацией мелких кустарных артелей исчезли и плоды их труда. После войны делались вялые попытки возродить утраченное. Но эти изделия лишь отдаленно напоминали прежние и потому успехом не пользовались.

Когда началась война, родители Валериана Васильевича уехали под Ташкент к дочерям – тете Шуре и тете Кате, как называли их дети. В 1942 году пришло известие, что дедушка умер после непродолжительной болезни. После войны бабушка вернулась в семью сына, где и прожила всю оставшуюся жизнь. Отношения между свекровью и невесткой всегда были напряженными. Властная и жесткая Анна Васильевна с трудом терпела рядом с собой в одном доме бабушку и часто откровенно демонстрировала свою неприязнь. Надо сказать, что дети не только не поддерживали мать в этих постоянных придирках, но всегда решительно заступались за бабушку. Наверное, эта любовь и поддержка и были той жизненной опорой, без которой мягкой, доброй и чрезвычайно заботливой старушке было бы совсем плохо. Она прожила долгую жизнь, и никто толком не знал, какого она года рождения. Последние лет десять ее жизни говорили, что ей за 83 года. Похоронили ее в Зирбулаке на новом кладбище, где, наверное, и по сей день одиноко горбится могильный холмик, огороженный металлической сеткой. Нет человека, который бы прожил жизнь и не согрешил. Таким несомненным грехом было у Анны Васильевны необоснованно суровое, если не сказать больше, отношение к беззащитной старушке, добрее и мягче которой трудно было найти. Все дети очень любили бабушку, но у Моисея были с ней особые отношения. Рядом с ней ему было почему-то неосознанно хорошо, он решительнее и откровеннее всех заступался за нее, а она выражала свою любовь необыкновенной теплотой и вниманием именно к нему. На всю жизнь Моисей запомнил, как бабушка купала его, когда он был совсем маленьким. Видимо, это было именно ее обязанностью. Она гладила его по спине шершавой ладонью и приговаривала: «Ну что ты такой худой, надо бы тебе поправиться!» Через долгие годы он пронес ощущение теплоты, подаренной когда-то уже давно ушедшим человеком.

В годы войны Моисей много времени проводил на полигоне среди солдат, наблюдая за их подготовкой перед отправкой на фронт. Он с удовольствием исполнял разные мелкие поручения, которые получал от бойцов и внимательно следил за тем, как проходят занятия. За это время новобранцы привыкали к мальчишке, постоянно торчащему на полигоне, и охотно пользовались его незатейливыми услугами. Перед отъездом в зоны боевых действий солдаты тепло прощались с Моисеем, а тот с грустью провожал уже ставших почти родными бойцов. Но вскоре прибывала новая партия, и начиналось все сначала. Накопленный опыт требовал воплощения в жизнь, и, естественно, все детские игры того времени копировали то, что он видел. Любимым занятием Моисея была строевая подготовка. Присвоив себе звание командира взвода, он набирал отряд из окрестных мальчишек, из палок делали винтовки и часами маршировали строем. Сейчас трудно понять, что заставляло этих ребят слушаться самозваного командира. Очевидно, их завораживали четкие профессиональные команды, которые знал Моисей и не знали они, например: «В колонну по одному – становись!», «На первого, второго – рассчитайсь!», «Строевым шагом марш!», «На месте укола – коли!» и т. д. Больше всего любили маршировать под строевые песни, слова которых Моисей запомнил на полигоне и охотно разучивал со своими «новобранцами». Поскольку слова запоминались на слух, иногда возникали недоразумения. Припев одной песни звучал так:

Наше счастье молодое
Мы стальными штыками оградим.

Солдаты пели так: «Наше счастье молодо-ое», делая сильное ударение на «ое». Моисей так и запомнил, что главное в этой строчке именно «ое». От ребят он также требовал при исполнении отделять «молодо» от «ое». Мальчишки не очень слаженно произносили слова, но «ое» получалось у них громко и дружно. Но однажды какой-то пытливый «рекрут» заинтересовался: «А что такое «ое»?» Поскольку ответа на вопрос Моисей придумать сходу не мог, он не нашел ничего лучше, чем по-командирски прикрикнуть: «Разговорчики в строю!» А во время отдыха садились в кружок и пели лирические песни. Любимой была песня из кинофильма «Истребители», которую исполнял Марк Бернес, но и тут не обходилось без курьезов. Пели они так:

В далекий край товарищ улетает,
За ним родные ветры улетят
Любимый город синий дым Китая

При чем тут Китай, понять никто не мог, пока не узнали, что надо петь: «в синей дымке тает».

Победа

Самым ярким событием тех лет был, конечно, незабываемый день великой победы 9 мая 1945 года. В разных фильмах этот день показан очень правдоподобно и убедительно, но это никак нельзя сравнить с собственными впечатлениями, которые врезались в память на всю жизнь. Люди стихийно формировались в колонны и шли на центральную площадь, где так же стихийно шел общегородской митинг. Никто не мог усидеть дома, весь город высыпал на улицы. Кругом раздавался смех вперемешку с рыданиями. Такого Моисею еще не приходилось видеть – обычно люди или смеялись, или плакали. Здесь же переплелись чувства неземной радости и горечь потерь. Жизнь того поколения четко делилась на эпохи: до войны и во время войны, а теперь добавлялось после войны. И это были не просто понятия, а определенный уклад жизни, продиктованный материальным и духовным состоянием общества.

Все были уверены, что теперь-то начнется счастливая и сытая жизнь. С мая 1945 года стали демобилизовывать солдат старших возрастов. Мимо больших и малых городов проходили длинные составы товарных вагонов, в которых возвращались домой солдаты – с многочисленными наградами, бравые и веселые. Кто-то попадал в объятия родных, кто-то с завистью смотрел на чужое счастье, но кругом царила эйфория от победы, от гордости за свой народ, за свое государство. Но постепенно жизнь входила в свою колею, и становилось понятно, что быстро вытащить страну из той пропасти, в которой она оказалась в результате войны будет совсем непросто. Понадобится не один десяток лет, чтобы наладить нормальную жизнь. Первый послевоенный пятилетний план ставил задачу восстановления до уровня довоенного всю промышленность. Необходимо было не просто поднять из руин фабрики и заводы, но и одновременно модернизировать все оборудование и сам процесс производства. В условиях холодной войны мы могли рассчитывать только на собственные силы. Сформированный насильственным путем социалистический лагерь представлял собой конгломерат слаборазвитых, экономически беспомощных стран, которые постоянно нуждались в поддержке со стороны СССР.

В этих условиях быстро поднять жизненный уровень народа было невозможно. Но измученные люди с нетерпением ждали изменений к лучшему. И действительно, в 1947 году отменили продуктовые карточки. Но от этого продуктов не стало больше, зато появились огромные очереди. Ежегодно, где-то весной, снижали цены на хлеб и другие основные продукты. Сейчас понятно, что это было чисто политической акцией, и уровень жизни поднимался гораздо медленнее, чем это представляла пропаганда. К хлебным карточкам все так привыкли, что и представить себе не могли, что хлеб будет лежать на прилавках и свободно продаваться.

На перепутье

Моисей ПАК

Все мальчишеские годы Моисея прошли рядом с военными. О чем же мог мечтать молодой человек с таким опытом по окончании средней школы? Конечно, это карьера военного. Моисей, в компании своих закадычных друзей Симы Дегтярева и Лени Самородова, решил, не мудрствуя лукаво, ехать в Ленинград и поступать в Высшее инженерно-техническое училище военно-морского флота. Почему именно туда? На этот вопрос Моисей и сегодня не может ответить. Море все трое видели только в кино, романтические представления о морской службе были почерпнуты из прочитанных в великом множестве книг самого разного качества. Скорее всего, кому-то из ребят попалось на глаза объявление о наборе в это училище, и они, не откладывая дела в долгий ящик, приступили к воплощению своих намерений. Через некоторое время друзей вызвали в военкомат для прохождения медкомиссии, где произошли удивительные открытия. У самого сильного и атлетически сложенного Симы нашли болезнь под названием брадиокардия. Частота пульса у него была 40 ударов в минуту при положенных 60. Его сразу отсеяли по этой причине. Впоследствии он умер от сердечной недостаточности, не дожив до 70 лет. У Лени Самородова обнаружили какие-то неполадки с желудком, что, впрочем, не помешало ему закончить Военно-медицинскую академию и выстроить вполне успешную карьеру. Всем требованиям отвечал один Моисей. Поэтому только на его имя и пришел толстый пакет документов с вызовом в училище для сдачи вступительных экзаменов. Как Моисей, ярко выраженный гуманитарий, не друживший с точными науками с начальных классов, собирался сдавать технические предметы, непонятно. Скорее всего, он бы просто провалил экзамены, но до такого позорного финала дело не дошло. Дело в том, что родители стеной встали на пути Моисея к заветной мечте. Мало того, что никто не собирался давать ему денег на такую длинную дорогу, отец, который был в то время 2-м секретарем райкома, воспользовался своими связями, в результате чего в военкомате Моисею отказались выдавать документы без всяких объяснений. Потом, спустя много лет, Моисей узнал о существовании Высшего военно-политического училища, куда было поступить для него намного реальнее, но про такое училище он в то время даже не слышал. Уже в возрасте за тридцать, после трехмесячных курсов переподготовки, Моисею, закончившему в свое время военную кафедру в университете, присвоили звание капитана и должность пропагандиста полка. Ему даже предложили майорскую должность в Северо-Западном пограничном округе с перспективой быстрого карьерного роста. Но к тому времени у Моисея уже была семья, двое детей, должность директора школы. Он уже понял, что его призвание – это педагогика, а время романтических образов осталось в далеком прошлом.

Серафим и Леонид быстро перестроились. Сима вдруг обнаружил в себе тягу к сельскому хозяйству и оказался в сельхозинституте. Его карьера тоже сложилась весьма удачно – в 70-е годы он был министром лесного хозяйства Узбекистана. Леня поступил в медицинский, где в тот год был самый большой конкурс, а через год перевелся в Военно-медицинскую академию в Ленинград. Всю жизнь потом он занимался разработкой секретного биологического оружия и вышел в отставку в чине полковника медицинской службы.

Жена Моисея Зоя

Моисей, лишенный заветной мечты, впал в полное безразличие. Он бесцельно слонялся по приемным комиссиям самаркандских вузов и фиксировал: в медицинский – не хочу, в народнохозяйственный – не хочу, в сельскохозяйственный – не хочу. Наконец набрел на Государственный университет им. Алишера Навои. Пошел на исторический факультет. Документы приняли, но предупредили, что конкурс 5-6 человек на место. Самое интересное, что Моисей никогда не мечтал работать учителем и, даже поступая в университет, не связывал свою будущую жизнь с педагогикой. В школе все трое друзей не отличались особым усердием в постижении наук, зато были очень активны и даже задавали тон в общественной жизни школы. Но когда понадобилась концентрация всех способностей, когда они поняли, что все зависит только от них самих, сумели преодолеть все конкурсы и поступить каждый в свой вуз. Итак, наш герой стал студентом.

В то время родителям приходилось очень трудно в материальном плане. Начиная с 1943 года, когда Галя поступила в Народнохозяйственный институт, а два года спустя Лида стала студенткой университета, на их иждивении, кроме несовершеннолетних детей, на протяжении долгого времени было два студента – сначала Галя и Лида, потом Лида и Моисей, потом Клим и Моисей и наконец Юра. Он единственный из братьев отслужил срочную службу и после демобилизации сумел поступить в знаменитый на всю страну и очень сложный вуз – Ленинградский Военно-механический институт (через много лет в этом же институте будет учиться внучка Моисея Катя и ее будущий муж Паша). Но через некоторое время все усилия родителей принесли достойные плоды: все пятеро детей имели высшее образование и получили престижные профессии. Как всегда в многодетных семьях, дети разлетелись кто куда. Дальше всех – в Ленинград – уехал Моисей, остальные нашли себе работу кто в Ташкенте, кто в Самарканде.

Слева направо: Лида, Моисей, Галя, Клим. Студенческие годы

Братья и сестры

Галина

Галя и Лида, хоть и были родными сестрами, но оказались не похожи друг на друга как внешне, так и характерами. Галя - по натуре лидер; как старшая она с удовольствием командовала детской частью семьи. Инициативы различных игр и начинаний всегда исходили от нее. С юных лет она была заметной не только благодаря сильному характеру и природной сообразительности, видимо унаследованных от матери, но и привлекательной внешности. Невысокого роста, с ни чем не примечательной фигурой, но с очень выразительными глазами и густыми красивыми волосами, а главное, обладая живым, веселым характером, Галя никогда не была обделена вниманием сверстников. И вот, в 1950 году, летом, состоялась свадьба Гали. Ее избранником стал чуть ли не самый видный парень Народнохозяйственного института, где они оба учились, Сергей Хегай. Моисей как раз был на каникулах дома, в Зирбулаке, и принимал самое активное участие в предсвадебных хлопотах. Свадьба проходила во дворе дома, многолюдная и шумная. В 1951 году в семье появилась дочь Люда, которая сразу стала общей любимицей. А как же: одна малышка на все многочисленное взрослое население семьи. Все просто обожали ее: Моисей, будучи мягким и сентиментальным, выражал свои чувства открыто, иногда бурно; Клим – сдержанно и немногословно; каждый любил милую, ласковую девочку сообразно своей натуре. После института молодую семью отправили по распределению в Актюбинск, где им пришлось пережить множество житейских трудностей и невзгод. Вскоре они вернулись в Самарканд и определились на работу в геологическую партию. К тому времени в семье появился еще один ребенок – сын Виталик. Поскольку работа Гали и Сергея была связана с частыми экспедициями и командировками, дети почти постоянно жили у бабушки и дедушки в Митане. С Людой проблем почти не было, зато Виталик отыгрывался за двоих. Иногда Моисей с удивлением наблюдал, сколько терпения, выдержки, а главное, любви проявляет Анна Васильевна, воспитывая внука, не отличающегося послушным и спокойным нравом.

Семья Галины (на фото справа)

Скитания по геологическим партиям не прошли даром. Сергей Ильич стал быстро подниматься по карьерной лестнице и вскоре стал зам. ген. директора треста «Самарканд-геология». Семья поселилась в прекрасном доме со всеми удобствами в центре Самарканда, дети выросли и завели свои семьи. Все было бы прекрасно, если бы не проблемы со здоровьем у Гали. Сказался перенесенный когда-то гепатит. Интенсивное лечение в Ташкенте, а затем в Москве не давало желаемых результатов. Галя вернулась в Ташкент, куда они с Сергеем переехали к тому времени, и последние дни провела дома. Накануне смерти ее пришла навестить институтская подруга, с которой они давно не виделись. Галя была бодра, весела, весь вечер они пели студенческие песни, смеялись, вспоминая молодость. А ночью она просто перестала дышать. За несколько дней до этого Галя, предчувствуя смерть, долго инструктировала Люду, в какое платье ее одеть и как причесать. И еще попросила, чтобы гроб ей сделали попросторнее. На панихиде какая-то женщина, увидев гроб, сказала, что, по поверью, когда хоронят в таких широких гробах, будут еще одни похороны. Моисей, занятый своими переживаниями, отмахнулся от нее. Но вскоре его действительно ожидала еще одна потеря.

Лидия

Слева направо: Лида, Валериан Васильевич и Галя

Лида была во всем не похожа на свою старшую сестру. Внешне очень привлекательная, она часто вызывала восхищение окружающих. По характеру она являла полную противоположность живой, общительной, неутомимой на выдумки Гале. На окружающий мир Лида смотрела с невозмутимым равнодушием и вывести ее из этого состояния могло только что-то из ряда вон выходящее. Если Галя всегда бурно и эмоционально реагировала на мальчишеские шалости братьев, то Лида или не обращала на них никакого внимания, или делала замечания спокойным ровным тоном, не повышая голоса. Все говорили, что с такой нервной системой, она проживет долгую жизнь, что и сбылось в полной мере. Лида и поныне живет в Ташкенте у своей дочери Иры и для своих 85 лет весьма бодра и более или менее здорова. После школы Лида поступила в Самаркандский университет и по окончании его по распределению попала в г. Ургенч в среднюю школу учителем биологии. Там она познакомилась с молодым человеком по имени Михаил Ким. Невзрачный на вид, как говорят, без роду без племени, да еще и без образования рядом с красавицей Лидой он смотрелся вызывающе плохо. Он приехал свататься в мятом летнем костюме, с полевой сумкой в руках, чем вызвал шок у Анны Васильевны. Она никак не могла понять, что ее красивая, образованная дочь могла найти в таком непривлекательном парне. Анна Васильевна пыталась взывать к трезвому взгляду Лиды на своего жениха и подумать о будущих детях, но ничего не помогало. Лида вышла замуж за Михаила без родительского благословения. И мама оказалась неправа. У них образовалась хорошая семья, они построили отличный просторный дом в Ургенче и родили троих детей - Владимира, Иру и Виктора.

Клим

Клим во время учебы в мединституте

Клим в отличие от Моисея не имел близких друзей, не был активен в общественной жизни, зато была у него великолепная черта характера – если он за что-то брался, то исполнял это добросовестно, скрупулезно и всегда доводил до конца. Под влиянием Моисея он начал усиленно заниматься культуризмом. Они соорудили во дворе самодельные турник и штангу. Так как Клим был гораздо собраннее и упорнее Моисея, вскоре он добился более впечатляющих результатов и к концу 10-го класса превратился в мускулистого, атлетически сложенного парня.

Без посторонней помощи Клим поступил в Самаркандский медицинский институт, а после 1-го курса перевелся в Ташкент. Там он познакомился со своей будущей женой Люсей. По окончании института семья обосновалась в г. Чирчике под Ташкентом. Казалось, впереди счастливая, обеспеченная жизнь: Клим – ведущий невропатолог города с непререкаемым авторитетом, трехкомнатная квартира, машина, гараж с просторным погребом во дворе дома, две прелестные дочки – Лариса и Таня. Но жизнь распорядилась иначе. Клим заболел.

Валериан Васильевич ПАК со старшей дочкой Клима Ларисой

Возможно, лечение было неправильным, так как печень не выдержала огромных дозировок лекарств, и конец был предрешен. Это случилось летом 1973 года. Моисей с семьей беззаботно отдыхал в Прибалтике, когда была получена телеграмма следующего содержания «Климу плохо, срочно приезжай». Через пару дней Моисей уже был в Чирчике, и все трагические дни прошли у него на глазах. Его обязанностью стали ночные дежурства в больнице. Лечение не помогало, а, скорее, усугубляло тяжесть болезни. То, что надвигается беда, все предчувствовали, но надеялись, что крепкий, молодой организм победит болезнь, надеялись на какое-то чудо. У Клима в какой-то момент вдруг страшно раздулся живот, что причиняло неимоверные страдания больному. Моисей, как мог, старался облегчить положение брата. В одно из своих дежурств он скрутил из полотенца валик и подложил ему под живот. Клим с благодарностью взял его за руку и сказал: «А я и не знал, что братья могут быть так близки». Кто-то из знакомых сказал, что при вздутии живота помогают аппликации из березовых листьев. Но где в Узбекистане найти березы? Моисею сказали, что они растут где-то в предгорьях под Чирчиком. Моисей взял машину Клима и поехал их искать. Какое же было счастье, когда ему удалось собрать эти березовые листья и доставить больному. Но соломинка, за которую все цеплялись в ожидании чуда, конечно, не помогла. Врачи решили сделать пункцию, чтобы откачать лишнюю жидкость. Наступило облегчение, но, увы, временное.

Мама каждое утро, к 6 часам выходила на улицу и ждала Моисея с известиями из больницы. На вопрос, как прошло дежурство, он отвечал односложно: «Нормально». Надо сказать, что Клим был удивительно заботливым сыном. Он сумел выхлопотать для родителей 2-комнатную квартиру недалеко от своего дома. Каждый день до работы утром, и возвращаясь домой вечером, он обязательно заходил к старикам, а по выходным навещали их всей семьей. Всегда немногословный, но очень внимательный, он все видел и все замечал. И как никто другой умел создавать атмосферу стабильности и защищенности.

Чуткое материнское сердце за несколько дней до трагедии предчувствовало беду. Мама как-то особенно подробно расспрашивала Моисея о всех подробностях прошедшей ночи и, казалось, старалась заглушить в себе тяжелое предчувствие.

Однажды ночью Клим закашлялся, и на его губах вдруг появилась кровь. Заметив встревоженный взгляд Моисея, он сказал: «Это, наверное, свекла». Как врач он, конечно, понимал, что это никакая не свекла и насколько грозный это симптом, но не хотел волновать брата. Знал ли он, что умирает? Скорее всего, да. Во время многочасовых бесед они с Моисеем не затрагивали эту тему. Клим ни разу не обмолвился о печальном исходе, щадя брата, но и не строил никаких планов на будущее.

Это случилось 27 августа 1973 года. Умер Клим очень тихо, во сне. Оказывается, тишина бывает разная. Чуткое ухо Моисея всегда улавливало в этой тишине дыхание брата. Этой ночью он почти физически ощутил эту застывшую, как огромную стеклянную глыбу, тишину. Моисей дотронулся до руки Клима, она была холодная. В то утро ноги отказывались двигаться по привычной дороге. Моисей не помнит, как дошел до дома родителей. Мама, как всегда, ждала его на улице. Она поняла все без слов и вдруг на глазах осунулась и постарела.

Похороны Клима были многолюдными – город Чирчик провожал своего Доктора. На панихиде было много теплых речей, но это никак не умаляло горечи потери. Все близкие были буквально раздавлены и ошеломлены случившимся. Очень тяжело было маме. Она все гладила руки Клима и шептала: «Какой ты холодный. Нам бы с папой умереть вместо тебя. Разве это мыслимо, родителям хоронить своего сына?» Но, наверное, правильно поется в песне: «Ничто на земле не проходит бесследно». Через много лет Моисей, уже постаревший и поседевший, наблюдая за внуком Клима, которого в честь деда тоже назвали Климом, с удивлением и радостью видел в этом малыше своего брата. Это проявлялось во многих чертах характера, манере поведения и даже в жестах. Одного взгляда на ребенка было достаточно, чтобы понять – это внук Клима.

Юрий

С тяжелым сердцем уезжал Моисей из Чирчика. Родители осиротели в полном смысле слова. В Ташкенте жил Юра, но он заменить Клима не мог. Самый младший в семье, с раннего детства он пользовался особым вниманием родных, к тому же физически был слабее своих братьев. Мама знала, что если утром Юру сразу не покормить, он становился почти больным. Имея мягкий покладистый характер и обладая веселым неунывающим нравом, Юра всегда пользовался всеобщим вниманием и особой любовью. Если все старшие дети не могли похвалиться математическими способностями, то Юра здесь был исключением. Вообще, все трое братьев были на удивление разными, не только по характеру и способностям, но и в быту. Так, Клим был очень аккуратным, он всегда знал, где его вещи, а на ночь предпочитал завязать свою одежду в узел и ремнем прикрепить к своей кровати, тем самым обеспечив сохранность своих вещей от посягательств более безалаберных братьев. Моисей являл собой нечто среднее. Юра же совершенно не заботился о порядке и каждое утро начинал с громких причитаний: «Где моя одежда-а-а?» После школы Юра закончил ПТУ и стал токарем, затем армия и только потом институт. Получив диплом инженера оборонной промышленности, Юра по распределению оказался во Владимире. Еще в Ленинграде он женился на девушке, родом из Ургенча, Гале Тен. Семья, и особенно Анна Васильевна, довольно прохладно приняли невестку, так как все считали, что Юра со своим столичным образованием достоин лучшей партии, чем простая медсестра. Но как часто бывает, дальнейшая жизнь показала, что выбор Юры был абсолютно верным. Как правы те, кто выбирает спутника жизни не по диплому, не по внешности, не по положению в обществу, а по душевным качествам. Юра с Галей прожили долгую счастливую жизнь, в чем была ее немалая заслуга, вырастили двоих замечательных детей – Олега и Лену. У Гали впоследствии вдруг обнаружились способности исцелять людей от разных болезней. Она успешно конкурировала с непродвинутой узбекской медициной, и их с Юрой дом в Самарканде иногда был похож на амбулаторию, так как двор был заполнен больными и увечными, терпеливо ожидающими своей очереди к «тете Гале», как ее все называли. Все это обеспечивало безбедное существование семьи, не говоря уже о том, скольким людям – и взрослым, и детям – Гале удалось спасти жизнь и скольким людям реально вернуть полноценное здоровье.

Юра с женой Галей и сыном Олегом

Юра, став взрослым уважаемым человеком, хорошим специалистом, сделавшим удачную карьеру, в быту оставался большим не приспособленным к жизни ребенком. Галя была действительно его второй половиной и опорой. Поэтому неудивительно, что после ее смерти он так и не смог найти в себе силы жить без нее и пережил жену совсем ненадолго. Удивительно светлые воспоминания оставил после себя этот человек, легко и счастливо проживший свою жизнь, не имея врагов, никому никогда не завидуя, совершенно искренне радуясь чужим успехам. До сих пор звучит в ушах его заразительный веселый смех – так смеяться не умел никто.

Заключение

Анна Васильевна о смерти Гали узнала от Моисея. К этому времени она совершенно ослепла и почти ничего не слышала, но жила одна в двухкомнатной квартире в Самарканде, куда они с Валерианом Васильевичем переехали из Чирчика после смерти Клима. Открыв дверь Моисею, она сказала: «Значит, Галя умерла, раз ты приехал». Она была очень сильной женщиной, но смерть уже третьего ребенка, пусть взрослого, окончательно сломила ее. Вечером Анна Васильевна обратилась к Моисею:

– Я хочу с тобой посоветоваться об одном деле.

– Говори, я слушаю тебя внимательно.

– Нет, не стоит об этом говорить, такие вещи надо просто делать и все.

– Ничего не понимаю, о чем ты?

На этом разговор закончился. Пока Моисея не было дома, Анна Васильевна выпила стакан уксусной эссенции. В больнице ей ничем уже не могли помочь. Моисей до последнего вздоха находился рядом с матерью, она успела еле слышно прошептать: «Ну вот, теперь тебе не надо из такой дали опять приезжать на похороны, заодно похоронишь и меня». Тогда-то Моисей и вспомнил о предсказании той женщины на Галиных похоронах.

Эпилог

Удивительная судьба выпала на мою долю. Несмотря на то, что я жил за тысячи километров от своих близких, почти все они умерли в моем присутствии. Клим умер в мое ночное дежурство. Галя умерла в ту ночь, когда я прилетел в Ташкент. Отец умер буквально у меня на руках – последним его движением было пожатие руки и прощальный поцелуй. Правда, Юра умер неожиданно от инсульта, и я даже не смог прилететь на похороны. Времена изменились, мы оказались жителями разных государств. Да и здоровье уже не позволяло мне перемещаться на такие далекие расстояния. К 80 годам я стал инвалидом, привязанным в буквальном смысле к аппарату «искусственная почка».

Наверное, не случайно судьба каждый раз приводила меня к тому близкому мне человеку, которому предстоял уход в иную реальность. Значит, это было нужно и тому, кто уходил, и тому, кто еще оставался в этом мире. На этом можно поставить точку в моей семейной саге. Хотя жизнь продолжается, и я надеюсь, что наши потомки напишут продолжение – о своей жизни.

На каникулах у бабушки и дедушки
Лето 1962 г., с. Митань, Самаркандская область

Моисей Валерианович ПАК (1931-2013),
Январь 2013 года

Племянница М.В. ПАКА Людмила ХЕГАЙ, проживающая в г. Торонто (Канада) просит откликнуться всех, кто знал Моисея Валериановича, по адресу