НА ДНЕ КОЛОДЦА ВИДНО ОТРАЖЕНИЕ ПТИЦЫ

     В ноябре 2007 года эссе студента 3 курса отделения корейского языка восточного факультета СПбГУ Игоря КАМЕРЗАНА «На дне колодца видно отражение птицы» заняло 1 место на 2-м конкурсе эссе по произведениям корейских писателей (Санкт-Петербург).

Приятно исследовать современный корейский рассказ. Приятно исследовать по нескольким причинам. Во-первых, подобно тому, как в жизни современных корейцев можно с необычайной легкостью отыскать характерные элементы, бережно хранящие в себе древнюю культуру своих предков, так и в корейском рассказе обязательно присутствие некой первобытной мистики, создающей особую, непонятную, но всегда ощутимую атмосферу. Во-вторых, трагическая история страны в двадцатом веке, переживания народа сказались на том разнообразии в искусстве, которое наблюдается в Республике Корея в настоящий момент. Но самое главное — это то, что каждое новое исследование в данном направлении обладает своим уникальным методом. Очень понятная и удобная в использовании классификация произведений корейской литературы, изложенная Ким Юнсиком в монографии "The postwar fiction of Korea — from the early 1950’s to the late 1960’s", на большую удачу современных и будущих исследователей, лишь отчасти затрагивает произведения, написанные позднее конца шестидесятых годов. Поэтому и можно говорить, что имеет место некий "исполнительский" простор в исследовании. Особенно это подходит в том случае, если сравнить этого произведение по принципу архаики с неким «комком» или «пучком» идей, принципов, сюжетов, которому стоит придать оригинальную форму и только тогда можно увидеть главное.

ЧЕ Инсок «Колодец моей души»

Солнце всходит и заходит, а в тюрьме моей темно:
днем и ночью часовые стерегут мое окно.

Давайте представим, что мы находимся в неком пустом месте, и постепенно создадим реальность таким образом, как предлагает автор "Колодца моей души".

Нас нет для окружающего мира, нет пространства, нет людей, нет нас самих, а только где-то далеко живет наша душа.

"За спиной раздался звук — чолонг-нннг..., звук стали, и дверь камеры закрылась. "Мы погружаемся в мрачную атмосферу тюрьмы, и поочередно придаем пространству реальные очертания. Мы несвободные существа, вынужденные "жить не как люди, а как порезанный ножом кусок мяса". Нет никаких правил вежливости, все наши действия регулируемы и обусловлены. Нет никакой гармонии в том месте, где мы находимся. Есть лишь опасность. "Инстинктивно по всему телу пробежал холодок".

На мой взгляд, именно таким образом следует относиться к "Колодцу моей души", а именно, максимально абстрагируясь от реальности. "Отрезанность" действия от внешнего мира предсказывает и то, что с самой первой строки этого рассказа мы сразу оказываемся под влиянием гнетущей атмосферы тюрьмы, живущей по своим законам. Часть людей, населяющих этот мир, являются скорее не личностями, а воплощением пороков, каждый из которых — своего рода "шест" для знамени с написанным именем порока. Среди них лицемерие (священник Квон), хладнокровие и абсолютное отсутствие желания помочь другим (Чонг Тэсон и Хан Кюиль). Есть в тюрьме и те, кого можно причислить к разряду людей, "оказавшихся здесь по ошибке". Такими являются, например, Метеорит, Сим Ёнгбе, О Ёнгхан. Есть и те, кто в тюрьме по собственному желанию (Ким Ёнгги). Однако, в отсутствие гармонии, плохое начало оказывается сильнее хорошего, и принципы, по которым живет тюрьма, продиктованы именно первыми.

Помимо представления персонажей, первые две главы дают возможность присмотреться к тюрьме изнутри, а именно, увидеть её глазами заключенных. Так, например, для главного (Чонг Тэсон) заключение — это возможность заработать деньги благодаря подпольному тюремному бизнесу. Для брата Квона его камера — это сумасшедший дом, обитатели которого лишились разума, потому что никак не поймут особенного, "квоновского", варианта христианства. А для Ким Ёнгги тюрьма, несомненно, лучше, чем остальной мир, поскольку в тюрьме "крыша закрывает небо, стены закрывают от ветра". В позициях двух последних, на мой взгляд, можно найти зачатки "бытовой философии". Таким образом, нам открыт индивидуальный мир героев, аллегоричные суждения которых представляют нам план господствующей "тюремной логики", преисполненной презрения к окружающим и опасением за свою шкуру, а также созданной под прикрытием религии.

Но, на самом деле, когда христианство становится необходимым только потому, что после проповеди можно бесплатно покурить, а возможность посещения буддийского храма даже не способна заставить человека встать с постели, то очень легко понять, что вся вышеупомянутая "философия" является лишь очередной моделью приспособится к обществу, испорченному в корне. А немногочисленными попытками отторжения от него были труд и молчание.

Иногда "плохие" и "хорошие" собираются вместе, чтобы раскурить символическую трубку мира. Именно такие моменты рассказа (к ним я также отношу, например, "биографии" заключенных) являются наиболее важными для тех, кто исследует его с точки зрения этнографии, поскольку они содержат интересную информацию о культуре корейского народа, отражают современные тенденции в новом корейском обществе, хранят в себе сияние событий недавней истории. Курение сигареты по порядку данной камеры — где старики курят одними из последних — является одним из самых показательных способов, которые символизируют отход от традиционных представлений о взаимной заботе старших и младших. Эта исключительная подробность описанного ритуала курения, на мой взгляд, очень важна для корейца, поскольку принцип организации общественных отношений, "старший — младший", пронизывает все стороны общественной жизни в Корее, а его отсутствие, следовательно, является индикатором хаоса и дисгармонии. Таким образом, на примере этого эпизода можно подтвердить мысль о потере гармонии в системе образов "Колодца моей души".

Что касается действия, то оно начинает разворачиваться с третьей главы. Напряжению, царившему в камере, потребовалось совсем немного ("Все началось с комплекта нижнего белья"), чтобы довести её обитателей до состояния потери человеческого лица. При этом единственным посмевшим выразить свое недовольство, оказался тот, кто впоследствии "сошел с ума", возомнив себя собакой. Как мне кажется, причиной такого превращения может служить лишь полнейшее, доведенное до абсолюта разочарование миром людей. И метафоричная "Школа счастливых собак" есть не что иное, как то место, где может быть сохранено в чистоте и гармонии человеческое сердце. Которое, как мы хорошо знаем, может быть заменено собачьим.

Затем "упал" Метеорит, продавший тело, но пытавшийся сохранить свою душу. Неожиданно заговорил Сим Ёнгбе, который до этого всегда молчал. "Человек не умеет слушать" — эту фразу он повторил дважды, и только тогда, в абсолютной тишине, стал слышен плач Метеорита. Из шестой главы, очень короткой по размеру, но одной из самых показательных, в которой Метеорит "почувствовал, как омерзителен и противен сам себе" и покончил жизнь самоубийством, мы видим, что лишь тот, кто назвался "собакой", способен "почуять" душу человека. А потом, вспомнив то, о чем говорилось в "Маленьком принце", нам станет ясно, что пока мы не будем способны разглядеть в животных маленьких людей, также не будет и возможности разглядеть в человеке души. Красивый образ — "создание картины души над колодцем" — это и есть мечта Ёнгбе. Остается надеяться, что когда-нибудь люди с душой все-таки захотят остаться людьми.

Американский писатель Кен Кизи в романе "Пролетая над гнездом кукушки" описал место, подобное этой тюрьме. Таковым у него была больница для душевнобольных. Однако, на мой взгляд, противопоставление истины и лицемерия, возможное в "Колодце моей души" Че Инсока, не остается на уровне изолированной ситуации, как у Кизи в случае сумасшедшего дома, а выходит за свои рамки, отвешивая хлесткую пощечину современному обществу. В этом плане гораздо более уместным будет сравнение с горьковским "На дне", поэтому не случайно строчки из народной песни, которую напевали герои драмы, вынесены мной в эпиграф. По моему мнению, насколько внутренний мир тюрьмы, в которой находятся герои произведения, близок в своей бездуховности ко внутреннему миру ночлежки, в которой жили герои горьковской драмы, настолько совпадают и сами трагедии, которые изложены в сюжетной линии двух произведений. И там и тут господствуют неоправданное насилие, вызывающая порочность, явное лицемерие и конечное самоубийство оскорбленных.

ЧАНГ Чонгиль «Пеликан»

Nostro Pelicano
"Наш Пеликан" (лат.)

Подготавливая почву для своего комментария к рассказу Чанг Чонгиля, я намеренно упомянул в первой части "Маленького принца" Антуана де Сент-Экзюпери, поскольку не знаю другого произведения, которое было бы настолько близко к заданному уровню метафоричности, а именно, когда все произведение целиком является одной большой метафорой. Кроме того, "Пеликан" прекрасно дополняет предыдущий рассказ, поскольку то знакомое лицо преступника из первого произведения, которое не хотелось узнавать, вдруг становится отвратительным лицом самого себя.

Стараясь не отходить далеко от заданной темы, скажу только, что нет никакого сомнения, что образ пеликана, известный благодаря легенде, в которой птица жертвует собой ради спасения своих детей, впоследствии был перенят христианством, и теперь является немаловажным образом в христианской культуре. Образом Спасителя. Поэтому, на мой взгляд, не стоит пересказывать "Bestiarius K. Kalaus" Хорхе Луиса Борхеса, а гораздо более интересным будет рассмотрение образа лирического героя произведения.

Что касается него, то по своему предельному эгоцентризму, пренебрежению к окружающим, он очень сильно напоминает героя одного из самых эмоциональных романов Набокова — "Отчаяние". Оба персонажа пренебрегали окружающими ради своих мелочных интересов, оба представляли мир совершенно неправильно, оба совершили роковую ошибку, о которой даже не догадывались, и оба за это справедливо поплатились, откровенно делясь с нами своим цинизмом. Самое показательное, на мой взгляд, что есть в образе героев как рассказа Чанг Чонгиля, так и романа Набокова, это то, что никто из них не понимал, почему вдруг все поменялось и теперь служит не ему, а против него. А они лишь все делали так, как умели, как подсказывала "тюремная логика", и радовались своим мелочным победам. К другим сходным моментам отнесу и то, что оба произведения были написаны от первого лица, тем самым еще более усиливая губительную атмосферу.

Рассматривая этот небольшой рассказ как некую эмоциональную притчу, можно выделить еще один показательный момент. Вполне вероятно, что главный герой получил справедливое наказание еще и потому, что окружающий мир ему не только не нравился, но у него не было совершенно никакого желания или времени задуматься над простым вопросом: почему эта жизнь ему так не нравится, ведь в мире столько прекрасного? На мой взгляд, главная проблема заключается или в том, что он просто утратил любовь к жизни, или в том, что он не умел посмотреть по-другому, тогда как "испорченный взгляд" уже давно вошел в привычку. Становится ясно, что человек, который задумывается о причинах добра и зла, о том, что приносит настоящие человеческие радости и печали, давно потерялся среди тех, кто вынужден считать время и, вместо того чтобы подарить заботу окружающим, прогоняет их подальше от своего дома.

В самом начале своего эссе я упомянул о причинах, по которым процесс исследования современного корейского рассказа становится очень занятным делом. Теперь же, в конце повествования, мне хочется также добавить, что подобно тому, как лаконично сформулированная, но очень мудрая мысль после её произнесения служит серьезным подспорьем для начала мыслительного процесса в сознании человека, тем самым оставляя глубокий отпечаток в нашей душе, эти два рассказа, любезно предоставленные на суд нашему порой не слишком справедливому взгляду, несомненно, являются одними из тех, что заставляют не только хорошенько задуматься над каждой своей частичкой, но и откликнуться на проблемы, поднятые в них, прислушаться к их сущности.