25 ноября 2006 г. ветерану Великой Отечественной войны Анне Филипповне НО исполнилось 79 лет.

СТРЕМИТЕЛЬНЫЙ ВЗЛЕТ АНОВ

     Когда началось насильственное переселение корейцев с Дальнего Востока Анне НО (АН) было 10 лет. Тысячи километров их везли в вагонах для скота. Сначала многочисленная семья АН попала в Казахстан, прожили одну зиму, потом их направили в Бухару. Анна была двенадцатым ребенком в семье. Всю свою жизнь Анна Филипповна заботилась о близких и родных людях: в детстве о братьях и сестрах, на фронте пеклась о солдатах, как о собственных детях, сейчас переживает о всех своих внуках и племянниках.

— Мама меня родила в 50 лет! Несмотря на то, что я была последним ребенком, в семье я считалась за старшую. Когда нас перевезли из Владивостока в Казахстан, я была десятилетней девочкой. На дворе стояла зима, мы жили в брезентовых палатках по две три семьи в одной. Однажды родители ушли заработать на еду, остались одни дети. Кто-то закрыл заслонку на самодельной печке, и мы угорели. Когда вернулись родители, всех детей быстро вытащили на улицу, меня тоже бросили на снег. Я не подавала признаков жизни, все подумали что умерла, но через некоторое время я стала скрести руками по снегу и меня забрали. В конце зимы мы переехали в соседний Узбекистан город Бухару.

— В Бухаре вас отыскал родной дядя и перевез на Кавказ, и там вы встретили Великую Отечественную войну и ушли на фронт?

— Мой дядя Дмитрий Ким был крупным политработником на Дальнем Востоке. Когда начались гонения на корейцев, он собрал свой чемодан и отправился в Москву. Шел пешком, ехал на перекладных несколько месяцев. Еще несколько дней он провел у кремлевских ворот, добиваясь встречи со Сталиным. Он был лично знаком с Вождем, но его не могли узнать из-за убогого вида, рванной одежды, длинной бороды и не пускали. Благодаря своему упорству он попал на прием, и по фотографии Сталин его вспомнил. Потом они проговорили целые сутки. Дядю направили на Кавказ в качестве председателя первого в том регионе рисового хозяйства. Приехав на Кавказ, он стал активно искать своих родственников, рассылал объявления во всесоюзные газеты. Однажды, соседи показали нам это объявление. Так мы нашли друг друга. Дядя сразу же сделал на вызов и перевез к себе. Но счастливая трудовая жизнь на новом месте продолжалась недолго. В 1941 я — 14-летняя девочка, как и сотни моих сверстников, пошла на фронт.

— Вас взяли, несмотря на национальность?

— С запада страны призывали всех, это со средней Азии не брали корейцев и другие национальности. С Северного Кавказа ушло пятеро наших соплеменников.

В городе Жилги северокавказского фронта мы строили танковые укрепления, рыли окопы. По вечерам я ходила на курсы медсестер и через три месяца попала в передвижной госпиталь. Пришлось увидеть и пережить многое. Я носила на своих плечах раненных бойцов, у меня на руках умирали солдаты. Сутками мы не спали и не ели. Иногда командир посмотрит на меня и говорит: «Анна — Анна (меня так называли, не знали, что есть фамилия АН) ты хоть сама поешь. Но мы знали, что даже раненым еды не хватало. И только изредка, когда никто не видел, можно было съесть кусочек хлеба. По ночам я выходила в поле и собирала шиповник и делала отвар. Потом поила им солдат, чтобы хоть как-то облегчить их страдания. Когда выпадало немного свободного времени, я садилась у изголовья своих бойцов, некоторые из которых были моими ровесниками или чуть-чуть старше, и напевала песни.

— Через два с половиной года вас эвакуировали и вы вновь смогли увидеть родных?

— Когда в войне произошел переломный момент, в 43-м меня по семейным обстоятельствам отозвал Хмо-лагский военкомат. Так как в тылу остались мои племянники — сироты — во время бомбёжки их родители погибли, старые мать с отцом и больная сестра. Уже здесь меня наградили медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». Почти сразу нас эвакуировали с Кавказа в Казахстан и мы попали на станцию Уштобе. Там знали о войне только понаслышке. Когда я рассказывала своим подружкам — они мне не верили. Тогда мама сказала: «Больше не рассказывай, все равно они тебя не поймут».

— Ваш общий трудовой стаж — 51 год. Вы ветеран труда, обладатель звания лучший работник торговли. После войны трудиться в мирных условиях было также тяжело?

— В Уштобе я хотела работать в рисосовхозе «Дальний Восток», но председатель хотел отправить меня в село «Оян». У нас вышел спор, он сказал: «Ты еще девчонка, чтобы мне указывать». Тогда я разозлилась, стукнула кулаком по столу, вылила на его китель чернила и ответила: «Зато я, хоть и ребенок, нюхала порох, и все равно будет по-моему». Мой поступок хотели вынести на общее собрание и выгнать из комсомола. Но первый секретарь райкома, разобрался в нашем споре и удовлетворил мою просьбу. Я стала работать в совхозе Дальний Восток медсестрой-хинизаторм. В то время свирепствовали тиф, лихорадка, малярия и я каждый день поила жителей хинином, делала уколы. По ночам работала агитатором, выпускала стенгазету, в общем не знала отдыха. Руководство сжалилось надо мною и выделило лошадь с телегой. После окончания войны я решила ехать в Алма-Ату, но председатель не хотел отпускать ценного работника, даже не отдавал документы. Но я не привыкла менять свои решения и, забрав расчет, поехала в город. В Алма-Ате я встретила знакомого дядю Хамида Кобикова, он лечился у нас в госпитале, который помог мне обустроиться. Здесь я заочно окончила техникум по специальности технолог общественного питания и устроилась в торговлю. Тридцать лет я была передовиком производства, работая старшим продавцом в единственном в республике Центральном кулинарном магазине. Во время Олимпиады-80 в Москве я заняла среди продавцов второе место.

— На пенсии вы занималась активной общественной деятельностью, работали с молодежью.

— Я всегда занималась общественной работой, вела политзанятия, была секретарем первичной партийной ячейки. Сейчас являюсь членом женского клуба. До недавнего времени была воспитателем молодежи в партии Отан, вела активную работу в городском корейском национальном центре. Сейчас я просто радуюсь жизни, смотрю, как растут внуки и племянники.