РУССКИЙ ПИСАТЕЛЬ С КОРЕЙСКОЙ ДУШОЙ

     С Анатолием Андреевичем Кимом мы встретились в Алматинском аэропорту за час до его отлета в Москву. За пролетевшие 60 минут показалось, что знаешь этого седовласого, коренастого мужчину уже несколько лет, прекращать беседу и прощаться совсем не хотелось.
     Вышедший недавно фильм А.А. Кима «Сестра моя, Люся» представил его не только как творческую личность, а больше как человека. Мы узнали о его мире, о его мечтах, о его увлечениях …

    Анатолий Ким родился в селе Сергеевка Тюлкубасского района Чимкентской области. Раннее детство провел в г. Уштобе и это был самый главный период в его жизни — этап формирования души. И именно это время, по мнению Анатолия Андреевича, накладывает отпечаток на дальнейшую жизнь.

     — Какие черты характера воспитало Уштобе лично в Вас?
     — В Уштобе и в окрестностях деревни, которая называлась «Первая точка», прошло мое раннее детство. Именно там я начинал как художник. Художник – это человек, видящий красоту мира, которая открывается через красоту природы. И природа Каратальского края распахнула для меня могучую красоту холмов, речки Каратал, садов, пустынь, солончака и рисовых полей. Я с раннего детства уходил на заре из дома и бродил по полям. Меня кормили на полевых станах, по вечерам подвозили возвращающиеся с полей машины. И именно в то время было заложено мое понимание красоты мира. Повзрослев, я объехал не мало великолепных мест, но впечатления о красоте родной природы для меня дороже и ценнее всего. И я всегда с ностальгией вспоминаю палящее солнце, бескрайние поля и первозданную тишину.
      — Живя в московской суете, Вы не скучаете по тишине?
     — Я эту тишину нашел в России. В соседней от Москвы Рязанской области в замечательном лесном краю. Построил дом на берегу озера и именно там нахожу необходимую для меня тишину. Мегаполис, действительно, с самого начала был для меня неприемлем с его шумом и столпотворением. Я всегда искал возможность, живя в большом городе, иметь то тихое место, в котором смог. Туда я уезжаю ежегодно с наступлением лета и живу там до глубокой осени. А зимой возвращаюсь в Москву.
      — Зимние морозы Вас не вдохновляют?
     — Нет, я не люблю зиму. Больше всего мне нравиться работать осенью. Весной я прихожу в себя после зимней спячки, в это время вместе с первыми теплыми лучами солнца ко мне возвращается радость жизни. А летом занимаюсь строительством, езжу по окрестностям и размышляю о какой-нибудь новой работе.
     — Несколько лет вы жили в Корее…
     — Да, меня туда пригласили преподавать литературу в университетах Кореи. В России как раз наступили смутные времена, есть мудрое выражение: «Когда лев дерется с тигром, белка должна тихо сидеть на дереве», поэтому я и решил переждать это сложное время за океаном. И провел там почти пять лет.
     — Не возникало желания остаться?
     — Нет. Я русский писатель, и для меня моя профессия — это главное в жизни. В Корею же я попал после пятидесяти лет, и стать корейским писателем никак не мог. К тому же отсутствие атмосферы русского языка меня очень угнетало. Я не слышал русской речи, ко мне не приходили творческие литературные импульсы, я начал съедать себя изнутри. Словесная стихия в человеке очень похожа на родниковую колодезную воду: если ее не расходовать, она испортиться, если же постоянно вычерпывать, то колодец все время будет наполнен свежей водой. Если бы не был русским писателем, то, конечно же, остался бы в Корее.
     — Под «русским писателем» подразумевается и русский человек?
     — Литература определяется не кровью, не происхождением, а языком. Я пишу на русском языке. Поэтому как писатель – я русский, а что касается остального… Задать бы этот вопрос Пушкину, я не думаю, чтобы он ответил, что считает себя арабом. Но я, и с годами это мнение укрепляется все больше, все же считаю себя корейцем. Я понимаю, что корейцем родился и корейцем хочу умереть, и умру корейцем. По молодости же нас увлекает за собой поток большинства, который в моем случае был русский. И чтобы проплыть в этом потоке определенную дистанцию, надо подстроиться под общую массу. И в это время некогда думать о том, кто ты и каковы твои корни, надо успеть за жизнью. Сейчас же я уже состоялся, и в этом плаванье жизни я уже проплыл довольно большое расстояние. И все больше и больше стало приходить в голову: «А кто я?» Подхожу к зеркалу и говорю: «Так я же кореец!» И потом я ловлю себя на том, что какой бы я ни был русский писатель, у меня все ярче и ярче появляются корейские привычки, особенно в еде.
     — Вы сами или Ваша супруга готовите корейские блюда?
     — Я готовлю, но очень редко. А моя вторая супруга — русская, хотя она и любит корейскую кухню, но не умеет готовить, и потом, она у меня поэтесса и совершенно не приспособлена к быту и кухне. Но сейчас в портфеле рядом с моими рукописями лежит баночка тяя. Думаю, что когда вернусь домой, меня одолеет ностальгия, захочу чего – нибудь корейского.
     — По друзьям сильно скучаете?
     — Конечно, тем более, если говорить честно, настоящих друзей у меня больше в Казахстане.
     — А родные, близкие души в России?
     — Я нашел их среди великих людей России, например, Иннокентий Михайлович Смоктуновский, Николай Михайлович Любимов и многие другие представители культурной элиты России.
     — То есть Россия Вам дала все, что необходимо для счастья?
     — Недавно я понял, что счастья я еще не достиг. Ибо когда его достигнешь, в жизни больше делать нечего. Помните, у Гете, когда Фауст воскликнул: «Мгновенье, ты прекрасно», и в этот же момент умер. Если говорить о том, что есть у меня сегодня, то в литературе я доволен тем уровнем, которого достиг, горжусь тем, что мои произведения с русского переведены на 24 мировых языка. Мои произведения изучают в институтах России, в старших классах гимназий, то есть в России есть все предпосылки для того, чтобы достичь счастья.
     — Для Вас существует различие между творческим и человеческим счастьем?
     — Творческое счастье для меня намного важнее, нежели житейская моя сторона. Если честно признаться, то реальной, подлинной жизнью я живу в своих книгах. А мое существование в физическом мире – это, скажем так, подражание другим. У меня еще есть одна неосуществленная идея, завершив которую, я, наверное, и достигну и творческого, и человеческого счастья. Когда–то в молодости я начинал как художник, но потом ушел в литературу. Не закончив художественного училища, я получил диплом Литературного института им. Голикова, и первое время часто жалел о том, что так и не стал художником, правда, пожертвовав одним, обрел себя в литературе. Но мне до сих пор снятся сны о том, что я вернулся в живопись и написал замечательные картины…
     Когда-то я дал обет перед небом, что когда постарею, снова вернусь в живопись. Правда пока еще не чувствую что достиг старости. Старость наступить для меня, когда я почувствую, что уже не хочу писать, когда одолеет непроходящая апатия.
     — А как сейчас подбадриваете себя в минуты апатии?
     — Я принял православную веру 40 лет назад, мой крестный отец – Иннокентий Смоктуновский, и когда мне трудно я просто молюсь. Молитва для меня есть та самая формула, которая помогает жить дальше.

     А дальше Анатолий Андреевич думает как и прежде, творить, заниматься живописью, словом жить полной жизнью. А читателям «Корё ильбо» он пожелал не тратить времени на ссоры, обиды и пустые сожаления об утраченном. Получать наслажденье от каждой прожитой минуты и радоваться каждому новому дню.

Юлия КИМ,
«КОРЕ ИЛЬБО»