Авторы-составители:
Ку-Дегай С., Ли Хен Кын
Название: Корейцы — жертвы политических репрессий в СССР (1934-1938)
Книга третья
Место издания: Москва
Издательство: РОО "Первое марта"
Год издания: 2004
Тираж: 1.000 экз.
ПОСЛЕСЛОВИЕ:
Перед вами очередной
третий том книги «Корейцы—жертвы политических репрессий в СССР», в подготовке
которой основная роль как и по другим томам (I и II) принадлежит Светлане
Ку и пастору Ли Хен Кыну. Можно без какого-либо преувеличения сказать,
что составители трехтомной вечной летописи памяти совершили своего рода
гражданский подвиг. На добровольных началах, располагая лишь ограниченными
материальными средствами, т. е. почти на голом энтузиазме они провели
огромную кропотливую работу в многотиражных изданиях и архивах, включая
доступные материалы Федеральной службы безопасности России по Приморскому
краю, чтобы извлечь из небытия тысячи имен российских корейцев, безвременно
ушедших из жизни под ударами большевистских репрессий. Нельзя не отметить,
что ни одному из представителей корейской диаспоры, в т.ч. отмеченных
высокими званиями и должностями, оказалась не под силу эта гигантская
работа, хотя отдельные, отрывочные сведения по этому трагическому сюжету
появлялись в печати (см. Белая книга о депортации корейского населения
России в 30-40-х годах. М., Интерпракс, 1992).
Поэтому книга «Корейцы—жертвы политических
репрессий в СССР» — это и скорбная память о прошлом, и одновременно проявление
одной из самых устойчивых традиций корейского этноса почитания предков,
ушедших навсегда в иной, вечный мир покоя.
Массовые, необоснованные казни т.н. «врагов
народа» и иностранных агентов была лишь верхушкой зловещего айсберга преступной
системы сталинизма. Ее основу составляла невиданная в истории России система
спецпереселений и ГУЛАГ, жертвами которой были все без исключения нации
и народности огромной страны. По данным, обнародованным НКВД СССР, на
советской территории с конца 30-х и до конца 40-х годов принудительному
переселению были подвергнуты более 1 млн. немцев, 640 тыс. чеченцев, ингушей,
карачаевцев, балкарцев, 92 тыс. калмыков, 692 тыс. бывших кулаков (в основном
русских), 194 тыс. крымских татар, около 40 тыс. греков, армян и болгар
из Крыма, около 30 тыс. греков из других частей побережья Черного моря,
около 100 тыс. турок-месхетинцев, курдо-хемшин, более 400 тыс. поляков,
более 215 тыс. литовцев, латышей, эстонцев, 12 тыс. финнов, 172 тыс. корейцев,
8 тыс. китайцев, 8 тыс. иранцев и представителей других народов (см.:
По решению Правительства Союза ССР. Нальчик, 2003, стр. 15-16).
При обращении к этой ужасной статистике,
за которой кроются бесчисленные трагедии огромной массы ни в чем не повинных
людей, иногда в стремлении как-то, хотя бы частично, оправдать сталинизм
говорят, что к тотальным депортациям прибегали и другие государства, в
частности, Япония против корейцев. Однако подобного рода суждения приводят
к диаметрально противоположным выводам: о сходстве политики сталинизма
и колониализма в отношении национальных меньшинств, хотя на практике это
все же несопоставимые явления. Громадная масса спецпереселенцев была основной
базой формирования принудительных трудовых лагерей с полутюремным режимом
и зловещего ГУЛАГа, столь выразительно описанным в художественной литературе
А. Солженицыным и другими выжившими узниками тоталитарного режима. К марту
1940 г. в систему ГУЛАГа входило 53 лагеря и 425 трудовых колоний НКВД.
Общее число отбывавших наказание в советских лагерях составляло 2,3 млн.
человек. Именно узники ГУЛАГа были строителями Беломорканала и заполярного
Норильска, Челябинского тракторного завода и золотых рудников Колымы и
других объектов первых советских пятилеток. Важная деталь состоит в том,
что согласно служебной трактовке НКГБ СССР от 19 августа 1943 г. корейцы,
изгнанные поголовно из родных очагов в 1937 г., а затем загнанные в трудовые
лагеря на принудительные работы якобы не являются административно высланными.
Но эта оговорка мало что меняла в реальном положении жертв принудительного
труда. Антисанитарные жилищные условия, хронические болезни, полуголодные
пайки, изнурительный труд вели к массовой гибели принудительно мобилизованных
на самые тяжелые виды производства: нефтедобыча, золотодобыча, угледобыча,
химия, строительство. Официальная статистика не содержит каких-либо данных
о такого рода людских потерях. Между тем есть все основания создать хотя
бы символический монумент этим безымянным жертвам созидания социалистического
строя в СССР.
Имена корейцев жертв прямых политических
расправ от АН Ги Беги и АН Ги Шека (Максима Андреевича) до Ше Бон Нана
и Юн Чер Сунна, вошедших в третью книгу, это судьбы рядовых представителей
диаспоры рабочих, лиц умственного труда, студентов, военнослужащих. Почти
поголовно всем обвиняемым предъявлялись поразительно стандартные обвинения
подрывная контрреволюционная деятельность, шпионаж в пользу Японии. Протоколы
подобных обвинений составлялись, как правило, самими следователями и подписывались
жертвами репрессий после мучительных пыток, которые были официально санкционированы
сталинским режимом. После загадочного убийства Первого секретаря Ленинградского
обкома С.М. Кирова 1 декабря 1934 г. Именно с этого времени, а не с 1937
г., как утверждают иные авторы, началась дикая, необузданная охота советских
карателей на врагов народа, к которым причислялся каждый неугодный или
сомнительный для тоталитарной власти гражданин. В сущности, это был государственный
терроризм наиболее свирепый и опасный из всех видов терроризма за всю
историю человечества.
Фактическое признание этого важного постулата
содержится в Законе Российской Федерации от 26 апреля 1971 г. «О реабилитации
репрессированных народов», который гласит, что тяжелый ущерб, причиненный
репрессированным народам и отдельным гражданам со стороны государства
в результате противоправных гонений, подлежит соответствующему возмещению.
Третий том книги «Корейцы—жертвы политических
репрессий в СССР» о тех, кто был уничтожен тоталитарной властью. Но за
этими скупыми, лаконичными строками таится беспредельная трагедия честных
людей, ставших невинными жертвами жесточайших пыток и издевательств, возрождавших
нередко средневековые нравы. Зверскому обращению, как видно из скупых
архивных документов, подвергались все без исключения узники НКВД — от
простых рабочих до выдающихся интеллектуалов. Вот лишь самое последнее
документальное свидетельство гибели семьи великого режиссера Всеволода
Мейерхольда и его жены Зинаиды Райх. Оказавшись 20 июня 1939 г. в тюремных
казематах Лубянки Мейерхольд наивно, подобно многим другим жертвам тоталитарных
репрессий полагал, что это трагическая, но еще исправимая ошибка. Он пишет
отчаянные письма в Кремль. В письме к В.М. Молотову, написанном в начале
1940 г., есть такие страшные строки: «Лежа на полу лицом вниз, я обнаружил
способность извиваться, и корчиться, и визжать, как собака, которую плетью
бьет хозяин... Меня здесь били больного 65-летнего старика: клали на пол
лицом вниз, резиновым жгутом били по пяткам и по спине...» Обращение к
Молотову, который лично знал Мейерхольда, не спасло его от расстрела.
Затем последовала дикая расправа над Зинаидой Райх. В одну из ночей в
квартиру ворвались неизвестные и нанесли ей восемь смертельных ран, от
которых она скончалась по дороге в больницу. Нападавшие ничего не взяли
из семейных ценностей. Но несколько дней спустя в просторную квартиру
по соседству с центральным телеграфом вселились личный шофер главы НКВД
Берия и его секретарь (см.: Известия, 16.10.1963). Это одно из убедительных
свидетельств того, что нередко за политической ширмой советских комиссаров
скрывались типично стяжательские мотивы личного имущественного обогащения.
(Из моей детской памяти всплывает печальная картина ареста моего отца
Ли Хен Мена в феврале 1938 г. После беглого обыска силовики унесли без
внесения в следственный протокол самые ценные по тому времени вещи: серебряные
часы, охотничье ружье и кожаное пальто. Как раз по одному трофею для каждого
из трех следователей).
В архивных делах репрессированных российских
корейцев пока не выявлено документов подобных предсмертному посланию Мейерхольда
Молотову. Но даже разрозненные и случайные сведения не оставляют сомнений
в том, что виднейшие деятели корейской общины в России Пак Чин Сун, Хан
Мен Ше, Афанасий Ким, О Ха Мук и другие, не говоря уже о простых корейцах-политзаключенных,
были подвергнуты после незаконных арестов кровавым истязаниям. При этом
отметим еще раз: НКВД, не огра-» ничейный никакими пределами, бил узников
официально санкционированным сталинским режимом. Один из немногих корейских
лидеров, кому удалось вырваться на волю, Матвей Т. Ким вспоминал о днях,
проведенных во время тюремного следствия, как невероятном адском сновидении.
В наши дни, когда постсоветская Россия стремится
подвести последнюю черту под сталинским тоталитарным прошлым, нередко
можно услышать: «Зачем ворошить прошлое?» Это беспочвенные и наивные рассуждения.
Трагедия сталинских репрессий прошлого никогда не повторится в будущем
лишь при том условии, если мы никогда не будем забывать ее страшных уроков.
Вряд ли кто-либо из здравомыслящих людей будет отрицать, что в наши дни
опасные потенциальные угрозы противоправных репрессий несет в себе террористическая
идеология и практика бритоголовых молодчиков, для которых любой цветной
или иноверец — это враг, подлежащий истреблению. Но еще страшнее, что
эти акции неотерроризма не всегда получают гневную отповедь в обществе,
которое не всегда осознает какая пропасть угрожает ему самому. И здесь
вряд ли приходится отрицать разрастание нового шовинизма, это и есть следствие
того, что никто из сталинских карателей прошлого не понес справедливого
наказания на основе международного уголовного права. Подобное произошло
с более поздними вершителями преступлений против этно-религиозных меньшинств
и человечества. Отсюда мое глубокое убеждение в том, что книга памяти
«Корейцы — жертвы политических репрессий в СССР» обращена своим острием
и содержанием не только в прошлое, но и в завтрашний день нашего многоэтнического
российского общества и государства.
Вл. Ф. ЛИ (ЛИ У Хё),
Профессор Дипломатической академии МИД России,
Заслуженный деятель науки РФ
|