НА ГЛАВНУЮ

БИБЛИОТЕКА

КОРЕЙЦЫ НА РОССИЙСКОМ ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ
(ВТ. ПОЛ. XIX — НАЧ. ХХ ВВ.)
ДОКУМЕНТЫ И МАТЕРИАЛЫ
Сост.: Н.А. ТРОИЦКАЯ, К.Б. АБРАМОВА, И.Е. КАРГИНОВА, О.В. УСТАЛОВА, Н.М. ЧЕРЕПАНОВА
Кн. 1-2
Место издания: Владивосток
Российский государственный исторический архив Дальнего Востока
Год издания: 2004
Тираж: 300 экз.

 

Аннотация:

Сборник содержит документы и материалы Российского государственного исторического архива Дальнего Востока, знакомящие с причинами, ходом процесса корейской иммиграции в Приамурский край, политикой русской администрации по его урегулированию, участием корейских граждан в национальном движении.

Издание рассчитано на широкий круг читателей — историков, краеведов, студентов высших учебных заведений и всех, интересующихся историей Дальнего Востока.

От составителей:

Сборник «Корейцы на российском Дальнем Востоке (вт. пол. XIX — нач. XX вв.). Документы и материалы. Книга I» представляет собой научную публикацию документов из фондов Российского государственного исторического архива Дальнего Востока, которые характеризуют причины, ход корейской иммиграции в Приамурский край, а также политику русской администрации по урегулированию этого процесса, меры, предпринимаемые на различных этапах, направленные на ограничение нелегальной иммиграции. Хронологически настоящее издание охватывает период с 1864 по 1915 гг.

Археографическая обработка текста проведена в соответствии с «Правилами издания исторических документов в СССР» (М., 1990). Заголовки документов, как правило, даны составителями.

Все даты приводятся по старому стилю. В случае отсутствия точной даты на документах, она определялась по содержанию, сопроводительным письмам или смежным документам. Такие даты заключены в квадратные скобки.

Документы публикуются в соответствии с современными правилами орфографии и пунктуации, практически без сокращений. В немногих случаях в документах опущены сопроводительные фразы, места сокращений отмечены многоточием. Стиль документов сохранен. Выделенные или подчеркнутые в документах фразы даны курсивом, что дает возможность определить отношение вышестоящей администрации к поднимаемым вопросам. Восполняемые составителями недостающие в некоторых документах отдельные слова и части слов заключены в квадратные скобки. Повреждения или неясности текста оговорены в подстрочных примечаниях. По техническим причинам не приводится текст, переданный в источниках иероглифами.

При воспроизведении топонимов, учитывая обилие вариантов написаний, составители ориентировались на «Словарь китайских топонимов на территории советского Дальнего Востока», составленный Ф.В. Соловьевым (Владивосток, 1975).

Примечания по содержанию документов даны в порядке валовой нумерации и помещены в конце сборника. Подстрочные примечания обозначены звездочками.

Каждый документ имеет легенду, в которой обозначены номер фонда, описи, дела, листа и указания на подлинность.

Предисловие

Эмиграция корейцев в Россию, связанная с неблагоприятными социально-экономическими условиями на исторической родине, берет свое начало с 60-х гг. XIX в. Первое документальное упоминание о семейных корейских переселенцах в фондах Российского государственного исторического архива Дальнего Востока мы находим в рапорте от 30 ноября 1863 г. командующего 3-й ротой 4-го линейного батальона Восточной Сибири поручика Резанова, в котором он сообщает военному губернатору Приморской области, что к нему «обращались уже с просьбой несколько корейцев о позволении им селиться в числе 20 семейств по речке Тизинке в 15 верстах от поста, где в настоящее время построено ими 5 или 6 фанз» [1].

В последующие годы эмиграция корейцев принимает более широкие масштабы, чему способствовали неурожаи, повторяющиеся в северных провинциях Кореи в течение нескольких лет подряд, а также жестокая эксплуатация и произвол местных чиновников. В 1864 г. в край прибывает 60 новых семей в количестве 308 душ обоего пола [2].

Согласно переписи корейского населения, проведенной впервые по поручению генерал-губернатора Восточной Сибири чиновником особых поручений при Приморском областном правлении Ф.Ф. Буссе, к началу января 1867 г. в Приморской области проживало 185 семей, в количестве 999 чел., в т.ч. мужчин — 553 чел., женщин — 446 чел. [3] Переселенцы этого периода — бедные крестьяне, которые, спасаясь от голода в северных провинциях Кореи, оседали на землях Южно-Уссурийского края и занимались сельскохозяйственным трудом.

На территории России они имели относительно благоприятные условия для жизни, чем на своей исторической родине, и многие беженцы в довольно короткий срок достигали такого высокого уровня достатка, который был недосягаем для них в Корее. Видя в пришельцах «спокойное и рабочее, а главным образом семейное население», местные власти, на первом этапе, благосклонно относились к неприхотливым и трудолюбивым пришельцам из Кореи, которые не только производили продукты сельского хозяйства, но и привлекались к казенным работам: устройству и содержанию дорог, подводной повинности и др.

Крупное переселение происходит в 1869-1870 гг., когда жестокий голод заставил сразу несколько тысяч корейских крестьян бежать в Россию, несмотря на энергичное противодействие как правительства Кореи, так и русских властей.

Непрекращающееся переселение корейцев в пределы недостаточно заселенного края стало беспокоить русскую администрацию. Наличие в пограничных районах большого количества иностранных подданных вынуждает их начать отселение в глубь края — на реки Суйфун, Лефу, в Сучанскую долину.

Используя массовое стихийное заселение корейцами Приморской области и учитывая острую нужду в рабочей силе других территорий Приамурья, генерал-губернатор Восточной Сибири Н.П. Синельников, проведя в 1870 г. ревизию Приамурского края, предпринял попытку организовать переселение корейцев из Приморья в Амурскую область, куда по его распоряжению в 1871 г. была отправлена партия корейцев в количестве 103 семей (246 душ мужского и 195 душ женского пола). На устройство их первой деревни на Амуре было израсходовано более 16 тыс. руб. казенных денег, они также были обеспечены продовольствием до сбора урожая следующего года, семенами для будущих посевов, рабочим скотом и всеми необходимыми инструментами и орудиями [4]. Помимо этого, корейцы, наравне с русскими переселенцами, имели право на привилегии, дарованные указом Правительствующего Сената от 27 апреля 1861 г.: освобождение от подушных податей; от платы поземельной подати (на 20 лет), от земских повинностей (на 3 года); организацию самоуправления по народным обычаям.

Вместе с тем, по свидетельству современников, несмотря на материальную помощь, которую в таких размерах не получали русские переселенцы, льготы, в виде освобождения от повинностей и податей, самостоятельности в управлении, усилия местной администрации сделать из корейских переселенцев зажиточных хозяев не увенчались успехом. Корейцы продолжали сохранять прежний уклад жизни и ведения хозяйства, кастовую отчужденность, «в душе [они] оставались корейцами и интересы, порядки и обычаи родины были более близки их сердцу, чем все русское» [5]. Впоследствии переселение корейцев в этот район было приостановлено, т.к. пришлые корейцы переселяться на Амур за счет своих средств не желали, а выделить средства из государственной казны для этой цели возможности не было [6].

Реальные шаги по определению официального статуса корейцев на российском Дальнем Востоке и правовому регулированию иммиграции были предприняты только с образованием Приамурского генерал-губернаторства. Принятое в 1884 г. специальное соглашение между русским поверенным в Сеуле и корейским правительством, установившее, что все корейские беглецы, поселившиеся в российских владениях до 25 июня 1884 г. (день заключения соглашения), должны считаться русскими подданными, а остальные — корейскими подданными, и, после крайне ограниченного срока, представляемого им для ликвидации дел, подлежали выселению обратно в Корею. По этому же соглашению корейским подданным разрешался временный приезд в Приамурский край, но только с их национальными паспортами, которые в случае дальнейшего, свыше одного месяца, пребывания в крае, подлежали обмену на особые платные годовые русские билеты [7].

Однако выполнение указанного соглашения началось только в 1891 г., когда русская администрация приступила к регистрации проживающих в крае корейцев и составлению посемейных списков.

В полном объеме соглашение 1884 г. так и не было выполнено. Вступивший после смерти генерал-адъютанта барона А.Н. Корфа, считавшего корейцев неблагонадежным элементом для колонизации края, в должность Приамурского генерал-губернатора генерал-лейтенант С.М. Духовской счел необходимым привести к присяге корейцев, получивших статус русских подданных, и одновременно дал отсрочку на выселение корейцев, не имеющих русского гражданства, взыскивая с них за время отсрочки плату за пользование землей. Русская администрация стала облагать корейцев некоторыми налогами, привлекать к земским работам. Решительных мер по выдворению корейцев принято не было, а надзор за прибытием новых выходцев из Кореи существенно ослаб.

В 90-е годы ХIХ в. в связи со строительством Сибирской железной дороги и бурным развитием территории, внимание администрации края к этой проблеме несколько ослабло, но уже в начале XX в. она получает новое политическое звучание.

Необходимо отметить, что учет корейцев, проживавших в Приамурском крае, всегда был очень неточным, т.к. значительная часть их переходила границу нелегально, но даже при этом, по официальным отчетам, к 1901 г. корейцев насчитывалось 32298 чел.

Несмотря на то, что земли во владение вновь прибывающим корейцам уже не отводились, они брали земельные участки в аренду у казны, крестьян, казаков и частных владельцев, городов, церковных причтов, чинов лесной стражи, а в отдаленных районах, где отсутствовал должный надзор, — самовольно захватывали казенные земли. Значительное число пришельцев из Кореи нанималось сельскохозяйственными рабочими или старателями на золотые прииски, при чем значительная часть из них, через более или менее короткое время, оседала на земле в качестве приселыциков к старым корейским деревням.

Осев на пахотных землях, корейцы сосредоточили в своих руках занятие земледелием и огородничеством в Приморской области с большой для себя выгодой, отдавая лишь 1/4 часть, урожая своим хозяевам, при этом всеми способами уклоняясь от уплаты налогов и получения специальных паспортов. В сообщении крестьянского и инородческого начальника Сучанского района Приморской области отмечается, что «...приток русского населения в минувшем 1906 году хотя и наблюдался от прибытия переселенцев, но едва ли он может сравниться с приливом корейского населения. ...Корейское население... превышает местное русское население, оставаясь в то же время без всякого устройства, не несет никаких повинностей, а вся тяжесть последних падает исключительно на русское население... Все многочисленные нужды [корейцев] также производятся за счет общественных повинностей русской части населения. ... Так как корейское население извлекает значительные выгоды от пользования землей, то привлечение их к платежу повинностей более чем справедливо и является неотложной необходимостью, особенно в настоящее время, когда такое привилегированное положение корейцев, создавшееся для них благодаря не урегулированию вопроса о порядке допуска их в область, влечет за собой массовые переселения их сородичей из под японского строгого режима в благодатную страну, где, в сущности никому не подчиняясь, они могут делать что угодно...» [8].

Специальной комиссией, образованной по указанию Приамурского генерал-губернатора П.Ф. Унтербергера, было установлено, что к 1906 г. только в одном Южно-Уссурийском уезде Приморской области проживало около 26000 корейцев — подданных Кореи; в Хабаровском и Удском уездах — до 7500 чел., в Амурской области — до 3500. Помимо этого, число т. наз. безбилетных корейцев, проживающих в пределах края, составляло до 30% от охваченных переписью. Между тем, в 1906 г. было выдано только 3711 русских билетов. Ущерб казне от невыбранных заграничными корейцами билетов исчислялся в сумме более 160 тыс. рублей.

Постоянно растущее количество иностранных подданных создавало определенную угрозу российским интересам. Если в конце XIX века подходы к вопросу миграции корейцев органов власти России и Кореи во многом совпадали, то колонизация японцами Корейского полуострова изменила характер отношений соседних государств. Японское правительство, используя лозунг «защиты корейцев», настойчиво стремилось выселить с Корейского полуострова его коренных жителей, поощряя корейское переселение в российские пределы и субсидируя переселенцев деньгами. Не без помощи правительственных кругов Японии в Северной Корее было образовано частное японское общество, поставившее себе целью всячески содействовать переходу корейцев в Южно-Уссурийский край. Такие переселенцы, наряду с другими льготами, освобождались от платы за выдаваемые им для въезда через русскую границу паспорта, в то время как подобные документы для входа в Южную Маньчжурию облагались пошлиной. Кроме того, японское правительство, проводя в жизнь специальную военную программу, использовало среду переселенцев для создания широко разветвленной шпионской сети.

В марте 1908 г. Приамурский генерал-губернатор П.Ф. Унтербергер направил министру внутренних дел специальный доклад, в котором предлагал принять неотложные меры «к выселению из дальневосточных пределов корейцев — корейских подданных и к противодействию дальнейшему их наплыву». Наряду с этим, предлагалось провести перепись корейцев — русских подданных, а также регистрацию корейских селений и соблюдать строгое ведение посемейных списков. В докладе предлагалось подчинить всё без исключения оседло проживающее корейское население волостным управлениям. От группы мелких селений или от каждого крупного корейского поселения признавалось необходимым иметь своего выборного старосту, а для надзора за последними избирать корейским населением представителя с правами волостного заседателя, что уравняло бы корейское население с русским в части несения общественных повинностей.

В 1908 г. Государственная Дума по представлению Министерства внутренних дел рассмотрела вопрос о мерах против наплыва в Приамурский край корейцев и китайцев. Самым действенным средством борьбы с иммиграцией было признано неуклонное применение существующего законодательства. Правительством были выработаны специальные правила о пропуске в Приамурское генерал-губернаторство и Забайкальскую область и проживания в них китайцев и корейцев, состоящих в иностранном подданстве, а также выделены дополнительные средства для усиления полиции.

В октябре 1909 г. Советом Министров была организована экспедиция по колониальному обследованию Амурской железной дороги, которая непосредственно изучала «корейский вопрос» в Приамурье. По мнению участников экспедиции, данная проблема имела как отрицательные, так и положительные стороны. К отрицательным относились — ущерб казне от безбилетного проживания большей части корейского населения, от высылки безбилетных корейцев за границу (расходы на содержание арестованных, конвоирование, охрану); ущерб развитию русского сельского хозяйства (корейцы-иностранцы фактически устраняли номинальных хозяев — русских от личного труда на земле); ущерб земледелию в связи с крайним истощением почв временно осевшими корейцами, не занимавшимися восстановлением плодородия эксплуатируемых земельных участков; корейцы-иностранцы создавали возможность внешних политических трений и внутренние затруднения при осуществлении очищения русской границы от «инородческого элемента». Положительными сторонами являлись: доход казне от выдачи билетов и визирования паспортов; развитие сельского хозяйства, что выгодно для экономики края; наличие дешевой рабочей силы.

Экспедиция сделала вывод, что для решения «корейского вопроса» необходимо: государственную границу заселить русскими; проверить права осевших в крае корейцев на русское подданство, определить личность каждого и его права; установить международно-правовое положение корейцев-иностранцев; затруднить развитие корейской аренды, а участие корейских рабочих в промышленности и подрядах необходимо строго регулировать, установив строгий надзор за соблюдением законности по отношению к лицам корейской национальности, не допуская возможности зарождения недоразумений между корейцами и русскими на национальной основе, регулировать ассимиляцию корейцев русскими.

Для проведения в жизнь выработанных предложений предлагалось создать в Приморской области Управление по делам инородцев.

Однако принимаемые администрацией Приамурского края и правительством меры, напрааленные на сдерживание эмиграции из Кореи, не давали положительных результатов и корейское население Дальнего Востока России продолжало неуклонно расти.

В годы установления японского протектората над Кореей большое место в потоке беженцев стали занимать политические эмигранты. Значительная их часть устремляется на Дальний Восток России, где пользуясь поддержкой местного населения, продолжает освободительную борьбу. Одним из зарубежных центров корейского антияпонского освободительного движения стал г. Владивосток. Здесь, в специальном районе (Ново-Корейская Слободка), где проживала наиболее зажиточная и более образованная часть русско-под-данных корейцев, и поселились корейские политические эмигранты.

Таким образом Владивосток, как и китайские города Пекин, Шанхай, район Цзяньдао (корейское название Кандо), стал очагом пропаганды буржуазно-националистической и антияпонской идеологии, базой вооруженных отрядов «Ыйбен» («Армия справедливости») и деятельности антияпонских просветительских обществ «Куон-оп-хой» («Общество развития труда»), «Мень-сен» («Общество молодых»), «Кук-мин-хой» («Национальное корейское общество»), «Квонопхве» («Общество поощрения дела») и др., оказали существенное влияние на дальнейший ход освободительного движения.

С 1907 г. в корейских селах Южно-Уссурийского края начинается формирование и военное обучение боевых партизанских отрядов, часть из которых с начала 1908 г. стала направляться в Северную Корею и уже к апрелю этого года с русской территории ушло около тысячи бойцов. По данным пристава Посьетского стана Южно-Уссурийского уезда, 19-21 июня 1908 г. границу перешло еще 200 корейских граждан, а 23 июня того же года — 96 партизан, прибывших из Сучана [9]. Эти отряды, сформированные в России, ставили своей задачей соединиться с частями «Армии справедливости» и поднять всеобщее восстание в Корее против японских захватчиков.

Организаторами первых корейских отрядов стали Ли Бомюн, кантонский пограничный комиссар и командир вольных дружин в Северной Корее [10]; Чхве Джэхён (Петр Семенович Цой), мясоторговец, переселившийся в Россию вместе с родителями в девятилетнем возрасте из Кореи. Определенную роль в организации сопротивления японцам сыграли Ли Шаншер (Ли Сансоль) бывший товарищ министра внутренних дел Кореи, крестьянин Петр Эм (Эм Инсеби) и сын корейского посланника в Петербурге Ли Виджон (Ли Владимир Сергеевич).

Определенную роль в сплочении патриотических сил сыграли корейские национальные организации, которые издавали газеты, печатали листовки, вели просветительскую работу и оказывали существенное влияние на формирование общественного и национального самосознания в корейском обществе.

Самыми многочисленными антияпонскими просветительскими обществами были: «Национальное корейское общество» («Кук-мин-хой») и «Корейское общество развития труда» («Куон-оп-хой»). Эти общества, «в интересах образования и воспитания корейцев в духе национальных идей», открывали школы, которые становились не только местом обучения, но и очагами пропаганды националистических и антияпонских воззрений.

К концу 1909 г. только в Приморье «Национальное корейское общество» имело 12 отделений, осуществляло тесные контакты с американскими миссионерами, которые стремились использовать антияпонские выступления корейского народа в своих целях.

Однако деятельность этого общества не получила поддержки со стороны корейцев-русофилов и, прежде всего, Ли Бомюна и его сторонников, которые не верили, что США окажут действенную помощь в борьбе за независимость, так как посредством этого общества американцы вели пропаганду как против Японии, так и против России. Япония же, в свою очередь, пыталась использовать данное общество для внедрения агентов в ряды борцов за независимость.

Между тем, возникший к 1910 г. раскол в корейской дворцовой партии, а также усилившееся противостояние между лидерами движения на русском Дальнем Востоке Ли Бомюном и П.С. Цоем, создали угрозу единству национально-освободительного движения.

В целях преодоления этих негативных тенденций летом 1910 г. в Южно-Уссурийском крае (д. Анбамби) был созван съезд корейских партизан, на котором присутствовало 150 чел. Делегаты съезда решили объединить свои силы и образовали общество «Чаныхве» («Военная организация»), а также поставили задачу активизации партизанской войны, проведение диверсий, распространение прокламаций. Однако основным итогом этого съезда стало объединение враждовавших между собой групп корейцев.

Кроме этого, в августе 1910 г. во Владивостоке, в Корейской Слободе, прошло собрание, участники которого приняли решение бороться за освобождение Кореи, под которым подписалось 2324 человек. Одновременно в корейские села были посланы агитаторы для разъяснения положения в Корее и сбора средств.

В ответ на рост антияпонской борьбы посольство Японии в Петербурге заявило протест царскому правительству, обвинив его в поддержке корейских деятелей, и потребовало запрещения подобных выступлений на территории России. Учитывая, что русское правительство искало соглашения с Японией по проблемам Дальнего Востока, военный губернатор Приморской области был вынужден дать указание о допущении легальных антияпонских выступлений.

Однако, японское правительство наряду с попытками добиться прекращения движения путем переговоров с царской Россией, стало пытаться использовать угрозы, провокации, шантаж. Так, японский генеральный консул во Владивостоке неоднократно заявлял богатым торговцам-корейцам, которые имели имущество в Корее, что оно будет конфисковано, если не прекратятся антияпонские выступления корейцев на российском Дальнем Востоке.

Царское правительство, со своей стороны, опасаясь осложнений во взаимоотношениях с Японией, также предприняло ряд мер против руководителей антияпонского движения в Приморье. Военный губернатор Приморской области писал, что дальнейшая деятельность Ли Бомюна «может привести к международным осложнениям» [11], поэтому было принято решение выселить последнего в Иркутск. Ссылка продолжалась 7 месяцев и только в мае 1911 г. ему было разрешено вернуться во Владивосток [12].

По данным Приморского областного правления, к 1910 г. в Приморской области уже проживало 51454 чел. корейцев, причем только 14799 из них являлись русскими подданными. Установить точные размеры корейской эмиграции в России в этот период не представлялось возможным, т.к. граница фактически была открытой почти на всем ее протяжении. Число эмигрантов ежемесячно увеличивалось на 600-700 чел., а обратно в Корею возвращалось порядка 150-200 чел.

В октябре 1913 г. по инициативе крестьян села Нижнее Янчихе Петра Цоя, Семена Пака и Андрея Цхая был учрежден комитет по организации празднования пятидесятилетия переселения корейцев в Приамурский край. К участию в деятельности комитета были привлечены профессор Восточного института Г.В. Подставин, секретарь Владивостокской духовной консистории Б.М. Поляновский, член Владивостокской городской управы И.Ф. Дюков [13].

Празднование юбилея намечалось на 21 сентября 1914 г., годовщину дня, которым было помечено первое официальное донесение начальника Новгородского поста о первых корейских переселенцах. Предполагалось установить и открыть в Посьете памятник императору Александру III, в царствование которого корейцам было разрешено поселиться на российском Дальнем Востоке; организовать выставку, посвященную жизни и быту корейцев, учредить специальные стипендии, построить пансионат для корейских детей.

Для того, чтобы поставить общественную жизнь корейцев под контроль, русские власти решили образовать легальное корейское общество «Куон-оп-хой» («Общество развития труда»). В 1914 г. были открыты его отделения в 13 населенных пунктах Приморской области, которые объединяли 8579 чел. Вновь образованное общество наряду с созданием корейских торговых и промышленных предприятий, открытием школ, библиотек, изданием газет и журналов, вело активную антияпонскую пропаганду.

Правительство Японии в 1914 г. предъявило российским властям материалы об участии членов «Общества развития труда» в антияпонском движении и потребовало закрытия общества и высылки из пределов России более 20 корейских граждан, участвующих в его деятельности. По распоряжению военного губернатора Приморской области общество было закрыто, но продолжало существовать нелегально.

После закрытия общества ряд руководителей освободительного движения перешел на территорию Маньчжурии, где они приняли участие в деятельности националистических организаций [14].

В этот период среди корейского населения националистическими организациями стато распространяться мнение о том, что Посьетский участок, где проживало большинство переселенцев, является не российской территорией, а «Русской Кореей», которая вскоре превратиться в автономную Корею. Эту идею всячески поддерживало и правительство Японии, что бы впоследствии взять эту территорию под свой протекторат [15].

Усиливающееся антияпонское движение среди корейцев и нежелание идти на политический конфликт с Японией вынудили Приамурского генерал-губернатора в июле 1914 г. принять решение «отложить празднование 50-летия переселения корейцев в Приамурский край до будущего года, о чем в свое время будут даны соответствующие указания» [16].

Не смотря на то, что часть корейского населения, вктючившись в национально-освободительное движение, покидала пределы России, количество прибывающих на жительство в Приморскую область корейцев постоянно увеличивалось.

Численность корейцев в Приамурском крае в годы первой мировой войны, по данным анкетной переписи 1915 г., только в сельской местности Приморья составляла 48,7 тыс. Принимая в расчет подвижность корейского населения, а также тот факт, что значительная часть не выбирала билетов на жительство, некоторые авторы оценивают их количество более чем в 60 тыс. чел. [17]

Определенную роль в защите русских интересов на Дальнем Востоке администрация Приамурского края отводила попыткам русификации корейского населения, которые сводились, главным образом, к миссионерской деятельности, открытию церковно-приходских школ, с преподаванием на русском языке, предполагая, что после принятия православия они быстро сольются с русским населением.

Уже в 1872 г., на специально выделенные для этой цели средства были построены часовни в селениях Тизинхе и Нижне-Янчихе, Корсаковке, в следующем году — на п-ове Краббе, а, благодаря стараниям священника Василия Пьянкова, для корейских детей была открыта церковная школа в с. Тизинхе [18].

В 1882 г. был образован Янчихинский миссионерский стан, в который вошли все корейские селения Южно-Уссурийского края, в 1888 г. Священный Синод образовал Монгугайский миссионерский стан, а впоследствии были созданы новые станы — Посьетский, Тизинхенский, Адиминский, Зареченский. В октябре 1899 г. создается Владивостокский епархиальный комитет Православного миссионерского общества, основная задача которого сводилась к изысканию средств на нужды миссии.

Из отчета комитета за 1900 год следует, что распространением христианской веры занимались 11 миссионеров, в корейских селениях действовало 11 церковно-приходских школ (обучалось 391 детей обоего пола) и 15 школ грамотности (350 детей). Здесь же приводятся данные о количестве корейского населения по 8 станам — Посьетскому, Корсаковскому, Пуциловскому, Синельниковскому, Янчихинскому, Адиминскому, Тизинхенскому, Заречному, на территории которых проживало 12992 корейцев, из них православных — 5543, в т.ч. мужчин — 3250, женщин — 2293. В 1900 г. было совершено 767 крещений взрослых и 210 детей; освящено 56 браков. Вместе с тем, из общего числа православных только 2055 чел. были у исповеди и Святого причастия [19], что может свидетельствовать только о формальном принятии христианства корейским населением и о сохранении двоеверия.

Основными трудностями в миссионерской деятельности было незнание, а зачастую и неприятие русскими священнослужителями уклада жизни корейцев и полная неподготовленность к ведению проповедей на их родном языке. Это приводило к тому, что миссионеры оставались «чуждыми для духовного мира корейцев», а их проповеди не достигали своего слушателя.

В отчете Владивостокского миссионерского комитета за 1906 г. отмечено, что «не владея корейским языком, миссионер в своих проповедях и поучениях должен прибегать к переводчику, которому, зачастую, не совсем ясен смысл высказываемого, а результатом этого является неточность и даже неправильность передачи слов миссионера» [20]. Это обстоятельство вынудило признать, что работающие миссионеры «далеко не всегда соответствуют тем требованиям, какие предъявляет к ним положение миссионерского дела: существенный недостаток наших миссионеров — незнание языка корейцев, а вследствие сего — полное отчуждение от инородческой среды, незнание ее обычаев, верований, невозможность проповеди живой, изустной, самостоятельной» [21].

В 1911 г. были рукоположены в сан священников первые «миссионеры из среды инородцев» Роман Ким и Федор Пак. Позднее Ким был назначен заведующим Посьетским, а Пак — Тизинхенским миссионерскими станами.

Однако, принимаемые меры не смогли достичь своей цели. Двух священников-корейцев оказалось недостаточно для охвата всех корейских поселений на Дальнем Востоке России. Корейцы, как русские подданные, так и иностранцы, крайне настороженно относились к русскоязычным миссионерам, их больше привлекали миссионеры-протестанты, изъяснявшиеся на доступном для них языке. Впоследствии, деятельность пресвитерианцев среди корейского населения только усиливалась, что не способствовало единению русского и корейского населения.

Не приносило желаемых результатов и просветительское дело, возложенное на тех же миссионеров: оставались «без должного внимания и надзора порученные их попечению церковно-приходские школы, которые в свою очередь, при большей половине учащих из корейцев, были предоставлены самим себе и, не достигая желанных результатов и успехов, а может быть, достигая именно нежелательных результатов, жили своею собственною жизнью, направляемою самими корейцами в лице, учителей, волостных старшин и прочих представителей корейской администрации» [22].

Сталкиваясь с большим и постоянно растущим количеством иностранных подданных, сменяющие друг друга генерал-губернаторы искали пути предотвращения «азиатизации» Приамурского края. В период русско-японской войны в России пояатяется термин «желтая опасность», которая, по словам П.Ф. Унтербергера, сильно грозит краю. В частности, отмечая трудолюбие корейцев, основной проблемой для региона он считал их желание прочно осесть на землю, замкнутость, не восприимчивость к ассимиляции, формальное принятие русского подданства, что создавало предпосылки для стратегической уязвимости территории.

Революции в России 1917 г. дали новый импульс борьбе корейского народа за независимость, которая начинает приобретать интернациональные черты. Корейцы активно участвуют в разгроме интервентов и белогвардейцев, в установлении советской власти на Дальнем Востоке. Для них исключительно большой интерес представляла политика новой России по земельному и национальному вопросам, т.к. она выражала насущные проблемы переселенцев, а также являлась мощной международной опорой в борьбе за освобождение Кореи.

Проживавшие в русских пределах корейцы приступили к созданию легальных корейских общественных организаций, принимали участие в работе комитетов общественной безопасности, земств и советов.

В 1917 г. в Никольске-Уссурийском образовано «Всероссийское общество корейцев», объединившее в своих рядах как русско-подданных, так и зарубежных корейцев. Председателем исполкома общества был избран Мун Чжанбом. Общество оказало существенное влияние на политические настроения корейцев, инициировало поездку на Парижскую мирную конференцию корейских делегатов, которыми от Приморской области были избраны один из руководителей антияпонского движения Чхве Джехён (Цой Петр Семенович), руководитель корейского общества «Куон-оп-хой» Ли Донхви и др. [23]

В мае 1917 г. в Никольске-Уссурийском был созван I Всероссийский съезд корейских общественных организаций. Делегаты съезда (нерусско-подданные корейцы были лишены решающего голоса), наряду с другими, обсудили вопросы представительства в Учредительном собрании, корейской автономии, реформы корейской школы. На съезде выявились разногласия между делегатами по поводу ориентации на Советы или Учредительное собрание. В результате часть несогласных покинула форум, а оставшиеся на съезде создали Всероссийский Центральный исполнительный комитет корейских национальных обществ [24].

Весной 1918 г. в Хабаровске при поддержке Дальсовнаркома и городского комитета социал-демократической партии проводится совещание корейских политических эмигрантов и руководителей местных общественных организаций, одним из итогов которого стало создание в мае 1918 г. корейской социалистической партии, в руководство которой вошли Ли Донхви, Ким Гюмён и др.

В 1918-1919 гг. в дальневосточных городах стали образовываться корейские советы, объединявшие национальные организации и ставившие своей целью борьбу с Японией.

Мартовское народное восстание 1919 г. в Корее явилось катализатором корейского освободительного движения: усиливается рост вооруженных выступлений, а также активизируется деятельность националистических организаций, под руководством которых проходят политические акции, митинги и демонстрации. Восстание поддержали корейцы, проживавшие в Японии и США.

В апреле 1919 г. в Шанхае Корейским национальным конгрессом была провозглашена Корейская Республика, президентом которой стал Ли Сын-ман. Была принята конституция, декларировавшая политические свободы корейского народа.

Корейские эмигранты, проживавшие на Дальнем Востоке, несмотря на разногласия в антияпонском освободительном движении, пытались использовать сложившуюся обстановку для достижения главной политической цели — получить независимость Кореи. Всекорейский национальный совет 17 марта 1919 г. в г. Никольске-Уссурийском принял «Декларацию независимости Кореи» [25], в которой от имени корейского народа потребовал восстановления суверенитета и независимости родины. В этот же день, по призыву совета, в г. Никольске-Уссурийском состоялась большая антияпонская демонстрация, в которой приняли участие несколько сот корейских граждан. На следующий день подобные демонстрации состоялись во Владивостоке, а затем и в других городах Приморья.

На территории российского Дальнего Востока в этот период продолжают формироваться вооруженные партизанские отряды, деятельность которых предполагалось развернуть на территории Кореи. В отряды вступали не только корейцы, проживавшие в России, но и корейские эмигранты, участники антияпонского движения. В феврале 1919 г. крестьяне деревни Николаевки организовали корейский партизанский отряд во главе с Хан Ченгером, следом такой же отряд был создан корейцами д. Таудеми. К июню 1919 г. только в Ольгинском уезде действовали две роты корейских партизан. Для осуществления агитационной работы среди них при ревштабе, а затем и при исполкоме Ольгинского совета был создан национальный отдел, возглавляемый выпускником Сеульского корейского университета Ханом Григорием Семеновичем [26]. Осенью 1919 г. в Суйфунском районе был сформирован отряд под командованием Хон Бемдо, насчитывавший 150 чел. Немало корейцев воевало в партизанских отрядах Г.М. Шевченко, И.Я. Милехина, Е.Г. Ярошенко и др. По подсчетам сотрудников ЦГА РСФСР ДВ, проведенным в 1960 г., на Дальнем Востоке действовали 47 корейских партизанских отрядов. Кроме того, корейцы принимали непосредственное участие в 30 русских партизанских отрядах [27].

Корейское население выражало солидарность с борьбой русского народа против интервентов и, прежде всего, японцев. На съезде Уссурийского казачьего войска в феврале 1920 г. делегат от Гродековского корейского общества от имени всего общества выразил желание выступить с оружием в руках на защиту русского народа, если «угнетатель нашей Родины японец откроет против русского здесь на Дальнем Востоке огонь» [28].

4-5 апреля 1920 г. японцы нарушили мирное соглашение в Приморье и устроили провокационные выступления всюду, где стояли их гарнизоны. Они неожиданно напали на расположения партизанских частей и военно-революционных сил, с особой жестокостью расправляясь с корейцами [29], прежде всего, проживающими в Корейской Слободке в г. Владивостоке. Этими действиями японцы рассчитывали принудить корейских граждан отказаться от участия в активной вооруженной партизанской войне. Однако после событий апреля 1920 г. активность корейских партизанских отрядов только усилилась.

Начиная с 1920 г. в Приморской и Амурской областях работали направляемые специальной секцией Дальбюро ЦК РКП(б) организации Корейской коммунистической партии, проводившие агитационную и организационную (объединительную) работу. К маю 1921 г. в составе только Приморской организации Корейской коммунистической партии насчитывалось 500 членов и более 1 тыс. кандидатов [30].

24 марта 1920 г. в г. Свободном прошел корейский съезд Амурской области, который принял решение всемерно поддерживать Советскую власть и организовать корейский партизанский отряд в количестве 448 чел. К этому времени значительно вырос и развил свою активность Сучанский корейский партизанский отряд Хан Чангера. В апреле 1920 г. в с. Анучино был сформирован отряд Григория Пака, а в сентябре 1920 г. в районе с. Нежино — корейский национальный партизанский отряд в 60 человек.

В марте 1921 г. в с. Красноярово Амурской области прошел Всекорейский съезд партизанских отрядов Дальнего Востока, который показал, что среди руководителей корейского движения не было единства взглядов на дальнейшее развитие национально-освободительного движения в Корее, под сомнение ставился вопрос о необходимости участия корейских партизан в борьбе с интервентами и белогвардейцами на территории России. Вместе с тем, съезд постановил объединить все корейские партизанские отряды и подчинить их командованию Народно-революционной армии ДВР. Различие взглядов националистов на ход вооруженной борьбы послужило причиной «Амурского инцидента», приведшего к вооруженному столкновению корейцев с частями НРА и разоружению части корейских боевиков. В результате конфликта часть недовольных бойцов ушла на территорию Маньчжурии, другая часть, оставшаяся в России, подчинилась Военному совету НРА.

15 сентября 1920 г. Всекорейский Национальный совет публикует вторую «Декларацию независимости»

В течение 1920-1922 гг. корейские отряды бок о бок с русскими партизанскими отрядами и частями Народно-революционной армии участвовали во многих боях против интервентов и белогвардейцев. К началу 1922 г. наиболее крупными корейскими отрядами являлись Свободненский, насчитывающий более 1200 бойцов, Сучанский (1000 чел.) и Суйфунский (600 чел.) отряды и др. Согласно сводке регистрационного отдела Амурского фронта, представленной Военному Совету ДВР от 25 сентября 1922 г., в регионе было организовано до 36 партизанских отрядов [31].

Япония была крайне напугана растущим участием корейцев в партизанском движении в России и влиянием этого движения на события в Корее и Маньчжурии. Особую тревогу вызвал созданный в июле 1922 г. возле границы с Кореей Посьет-Хуньчунский партизанский район, ставший крупным центром корейского партизанского движения, который 12 сентября 1922 г., в связи с началом эвакуации японских войск с территории русского Дальнего Востока, был ликвидирован, а для руководства партизанскими отрядами был создан Корейский революционный военный совет, подчиненный Военному совету партизанских отрядов Приморья [32].

Сохранившиеся архивные материалы показывают, что для деятельности лидеров корейского освободительного движения были характерны непоследовательность, двойственность позиций. По своим политическим воззрениям и ориентации руководители общенационального корейского движения не были однородны. Часть искренне стремилась добиться национальной независимости Кореи, используя для решения этой задачи различные методы — от политических выступлений до вооруженной борьбы. Другая же часть, пыталась использовать накал освободительной борьбы для своих узкокорыстных целей, не предусматривая активных действий, а используя петиционные формы движения. Разногласия в руководстве не способствовали объединению патриотических сил.

25 октября 1922 г. части Народно-революционной армии Дальневосточной республики заняли Владивосток. Было завершено освобождение Дальнего Востока от интервентов и белогвардейцев.

Период 1917-1922 гг. характеризуется усилением притока корейских граждан в Россию. Согласно переписи населения, на конец 1923 г. в Приморской губернии проживато 124 тыс. корейцев, из них только 33765 чел. (27,2%) являлись советскими гражданами, а 72,8% юридически являлись японскими подданными. В Приморской губернии к началу 1924 г. было зарегистрировано 475 корейских населенных пунктов, на территории которых было образовано 70 корейских сельсоветов, в т.ч. 19 русско-корейских. Основными территориями проживания корейцев являлись волости: Посьетская, Барабашевская, Владимиро-Александровская, Киевская, Суйфунская и Покровская (в них проживало в среднем 63,4% корейского населения), а также Шкотовская, Сучанская, Гродековская и Ивановская (25,8%).

Установление советской власти не улучшило экономического положения корейского населения на Дальнем Востоке. По-прежнему острыми вопросами, требующими решения, оставались земельный, культурно-просветительский, о гражданстве. Непоследовательность местных и центральных властей в их разрешении создала конфликтную ситуацию вокруг корейской диаспоры в последующий период.

А.А. Торопов

[1] РГИА ДВ. Ф. 87. Оп. 1. Д. 278. Л. 9.

[2] РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 1. Д. 566. Л. 24.

[3] РГИА ДВ. Ф. 87. Оп. 1. Д. 278. Л. 61.

[4] РГИА ДВ. Ф. 704. Оп. 1. Д. 269. Л. 2об.

[5] Там же. Л. 7.

[6] РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 1. Д. 566. Л. 42.

[7] Там же. Л. 25об.-26.

[8] РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 1. Д. 566. Л. 11-11об.

[9] РГИА ДВ. Ф. 1. Оп. 3. Д. 1160. Л. 33, 89.

[10] РГИА ДВ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 73. Л. 22.

[11] РГИА ДВ. Ф. 1. Оп. 11. Д. 73. Л. 78

[12] Там же. Л. 208.

[13] РГИА ДВ. Ф. 1. Оп. 11. Д. 405. Л. 10-10об.

[14] РГИА ДВ. Ф. 87. Оп. 1. Д. 853. Л. 30.

[15] Пак Б.Д., Бугай Н.Ф. 140 лет в России. Очерк истории российских корейцев. М., 2004. С. 92.

[16] РГИА ДВ. Ф. 1. Оп. 2. Д. 2672. Л. 11.

[17] Кузин А.Т. Дальневосточные корейцы: жизнь и трагедия судьбы. Южно-Сахалинск, 1993. С. 15.

[18] РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 3. Д. 579. Л. 2.

[19] Там же. Л. 191об.

[20] Там же. Л. 26.

[21] Владивостокские епархиальные ведомости. 1910. № 13-14. С. 479.

[22] РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 3. Д. 579. Л. 25.

[23] Юн Бён Сок. Корейское национальное движение за независимость на территории Приморского края // Корейцы на российском Дальнем Востоке / Сб. науч. трудов. Вып. I. Владивосток, 1999. С. 19.

[24] Аносов С.Д. Корейцы в Уссурийском крае. Хабаровск-Владивосток, 1926. С. 19.

[25] РГИА ДВ. Ф. Р-534. Оп. 4. Д. 212. Л. 98; Ф. 226. Оп. 1. Д. 350. Л. 9-11об.

[26] Ильюхов Н., Титов М. Партизанское движение в Приморье (1918-1920 гг.). Л., 1928. С. 82.

[27] См.: Список корейских партизанских отрядов, действовавших на Дальнем Востоке в 1919-1922 гг. // Труды Центрального государственного архива РСФСР Дальнего Востока. Томск, 1960. С. 314-319.

[28] РГИА ДВ. Ф. Р-129. Оп. 2. Д. 103. Л. 103.

[29] РГИА ДВ. Ф. Р-534. Оп. 3. Д. 68. Л. 84, 87.

[30] Бабичев И.И. Участие китайских и корейских трудящихся в гражданской войне на Дальнем Востоке. Ташкент, 1959. С. 65.

[31] РГИА ДВ. Ф. Р-1006. Оп. 2. Д. 41. Л. 397.

[32] Ципкин С.А. Участие корейских трудящихся в борьбе против интервентов на Советском Дальнем Востоке (1918-1922 гг.) // Вопросы истории. 1957. № 11. С. 184.

К ПОСЕТИТЕЛЯМ САЙТА

Если у Вас есть интересная информация о жизни корейцев стран СНГ, Вы можете прислать ее на почтовый ящик здесь