ДОРОГОЙ НАШ ГЕННАДИЙ МУНИРОВИЧ...

     14 мая Президенту Международного союза общественных объединений корейцев «Единство» и российского общественного движения «Бомминрён» Геннадию Мунировичу ЛИ (ЛИ Дон Черу) исполнилось 65 лет. Для корейцев это золотой возраст после большого юбилея — хвангаб.
     Много это или мало для человека, который в 8 лет оказался с семьей в Северной Корее, прожил три года в Китае и вернулся в Советский Союз 20-летним юношей? Как удалось корейскому парню, начавшему жизнь разнорабочим, реализовать свой творческий потенциал, получить высшее образование, сделать блестящую производственную карьеру — от ученика станочника до заместителя генерального директора Московского станкозавода «Станкоагрегат» (ПО «Станкостроительный завод им. С. Орджоникидзе») и заведующего отдела Госснаба СССР? Думал ли молодой технократ Геннадий ЛИ, что когда-нибудь напишет монографию по проблемам современной Кореи — «Корея: расчленение, война, объединение» (Москва, Международный гуманитарный фонд «Знание», 1995), получит государственные и правительственные награды (Медаль Международной ассоциации фондов Мира РФ, медаль «Ветеран труда», Орден Государственного Знамени 1-й степени КНДР, Орден Труда КНДР, пять ценных подарков Председателя Государственного комитета обороны КНДР КИМ Чен Ира)?
     Юбилей — это всегда ответы на многочисленные вопросы, число которых, с возрастом, не уменьшается. Геннадию Мунировичу есть что рассказать многочисленным читателям «АРИРАН-ПРЕСС».

     Мой отец, так же, как мой дед и прадед были единственными сыновьями. Поэтому прямых родственников у нас, к сожалению нет. С моего отца пошло разветвление нашего рода. Мне повезло больше — нас в семье трое. У меня есть старший брат и младшая сестренка.
     Мой старший брат — Ли Дон Хва 1937 года рождения — кандидат физических наук, после окончания МГУ по распределению он работал в НИИ медицинского оборудования и проработал там вплоть до перестройки. Потом организовал свое предприятие в сфере медицинского оборудования. Сейчас он на пенсии, с 1 апреля, но продолжает работать в качестве консультанта.
     Моя младшая сестра родилась в 1944 году. Окончила московский химический институт. В свое время работала по специальности, потом преподавала. Ее муж в 90-х годах работал инженером-гидравликом в Сеуле. Потом сестра с семьей переехала в США на постоянное место жительства.
     Помню, что отец все время был на работе. Он работал Генеральным директором Центрального телеграфного агентства Кореи, потом — главным редактором газеты «Нодон синмун» — центрального органа ЦК Трудовой партии Кореи, ему довелось присутствовать в составе правительственной делегации на похоронах И.В. Сталина и при подписании Соглашения о перемирии между КНДР и США в Пханмунчжоме. Позже он работал в секретариате ЦК ТПК, непосредственно с Ким Ир Сеном. Так что отца мы не видели по два-три месяца. Он уезжал, когда мы еще спали, и приезжал, когда мы уже спали.
     Но мой отец был страстным охотником. В седьмом классе он подарил мне свое старое ружье. Каждое воскресенье мы с ним отправлялись на охоту и без добычи никогда не возвращались. Однажды мы с отцом стояли по разные стороны озера. Он бьет — гуси летят ко мне, я бью — они направляются к нему. Так мы настреляли и погрузили полный багажник и полсалона «Победы» гусиных тушек. Наверное, тогда мы добыли больше 6-7 десятков гусей. Мама, когда увидела наши трофеи растерялась: «Куда вы притащили столько?» Вот такая удачная охота была.
     В основном, мы ходили на гусей, уток, косуль и фазанов. Самое вкусное мясо — у фазанов. На них ходят с осени до ранней весны. А потом мы охотились на уток, гусей и косуль. В Северной Корее до сих пор много фазанов. Знаю, наши российские дипломаты с удовольствием ходят на охоту.
     А моя мама, как большинство женщин ее поколения, осталась без образования, но была очень мудрой женщиной. Со всеми тяготами нашего воспитания и быта она справлялась самостоятельно, без жалоб и возмущения. Наверное, я больше похож на маму, она была веселой и общительной. И, конечно, самой доброй и справедливой мамой.
     Я только поступил в школу в колхозе «МОПР» в Казахстане, туда принимали с 8 лет. А в декабре мы переехали в Пхеньян, так что я полгода провел в дороге и в сборах. В школу в Пхеньяне я попал «переростком».
     В Пхеньяне мы, советские школьники-корейцы, дети советских коммунистов-интернационалистов, учились у командированных преподавателей из советских ВУЗов. В классах нас было по 5-7, самое большее 15 человек. Поэтому нас учили очень строго. Не учиться было нельзя, хочешь не хочешь, а отвечать приходилось каждый день.
     В годы Корейской войны, с 1950 по 1953 год, нас — детей и женщин отправили в Харбин, в Китай. Мы учились в знаменитой школе КВЖД у русских преподавателей.
     Тогда в Харбине было много русских белоэмигрантов. У русских были свои гимназии, школы, даже свой таксопарк, таксистами работали русские офицеры. Одна компания имела даже свой универмаг в Харбине. После 1953 года почти все русские уехали в Советский Союз.
     Помню, мы часто дрались с русскими мальчишками, детьми белогвардейских эмигрантов. Конечно, им жилось гораздо труднее, чем нам. Но были среди русских ребят и хорошие. Конечно, как все мальчишки, мы научились в Китае ругаться. До сих пор не забыл крепкие словечки по-китайски.
     После окончания войны в 1953 году мы вернулись в Северную Корею. Учился я в знаменитой школе № 6. Она была организована в Пхеньяне в 1953 году, в 1958 году ее расформировали, и все ученики были направлены в северокорейские школы.
     Ким Чен Ир учился в корейской школе. Мы в детстве, как все мальчишки, вместе в футбол гоняли. Сказать, что мы были друзьями, конечно же, я не могу. Просто, в детстве мы часто встречались и общались.
     Мы учились по советским учебникам у русских преподавателей, по советской учебной программе. Изучали русскую историю и литературу, английский язык, все предметы, которые изучали наши сверстники в СССР. Мы все-таки чувствовали разницу между нами, детьми коммунистов-интернационалистов и северокорейскими ребятами.
     Время было трудное, неспокойное, но обеспечивали нас очень хорошо. Мы же были детьми высокопоставленных родителей. У кого-то отцы работали заместителями министров, крупными партийными работниками, правительственными чиновниками. Поэтому мы видели разницу между своей школой и обычными корейскими школами. Все северокорейские школы были разделены на мужские и женские. И только в нашей школе было совместное обучение, как в СССР. Поэтому мы и общались, в основном, в своем, школьном кругу.
     Кажется, в 7 классе у нас в школе ввели изучение корейского языка, истории, географии и литературы Кореи. Мы учили свой родной язык, как иностранный. Историю, географию и литературу нам преподавали северокорейские учителя. Нам надо было приспосабливаться и изучать язык серьезней, чем английский. Мы же были детьми, кто же знал, что через много лет нам понадобятся серьезные знания корейского языка? Хотя, по сравнению с другими советскими корейцами, язык я знаю прилично.
     В детстве я был живым, непоседливым мальчишкой. Но в те, очень суровые, годы считалось, что я — очень хулиганистый ученик. Дважды меня хотели исключить из школы. В 9 классе я продал свои часы, фотоаппарат и вместе с друзьями отправился в путешествие по всей Северной Корее. На такси. Еще я помню, в зимние каникулы мы пришли в школу, а она закрыта. А мы часто на втором этаже устраивали танцы под баян, аккордеон в самом большом классе. Я со своими друзьями залез на второй этаж, через окно, открыли двери школы и устроили танцы. И кто-то нас «заложил». Быстро устроили общее собрание и поставили вопрос о нас: исключить за хулиганство. А до окончания школы оставалось полгода. Так что нас все-таки оставили.
     В общем, мое поведение никак не позволяло считать меня примерным учеником. Учился я всегда хорошо, но тихоней не был.
     Вызывали в школу, конечно, моих родителей. Мы же сами ничего им не рассказывали. После истории с танцами приехал из очередной командировки отец. Он был всегда немногословным человеком. Дома он узнал о моих «приключениях». Сел молча. А я стою перед ним. Он смотрел, смотрел на меня и сказал: «Из него человека не получится». А моя мама заступилась за меня: «Ты что? Ты его воспитывал? Ты же день и ночь на работе. Хорошо, хоть на охоту с собой берешь».
     Тогда я очень обиделся на отца и сбежал из дома. Я решил пожить, у своего друга в интернате. Мой друг был сыном первого секретаря обкома (по советскому образцу). Я пришел к нему и говорю: «Когда у вас ужин?» А он у меня спрашивает: «А ты что? Домой не пойдешь?» Я ему: «Я ушел из дома». В общем, мой друг Володя делил со мной свой скромный паек. Повариха пожалела нас, видимо, Володя ей признался, что нам одной порции не хватает. Так мы стали получать полторы порции. Еще у Володи были деньги, ему родители присылали. А я же сбежал из дома, в чем был. Так что мой друг водил меня вечерами куксу кушать. Вот так неделю я прожил самостоятельно.
     Вдруг в школе мне ребята сказали, что моя мама заболела. Я прибежал домой. А мать ждет меня с накрытым столом и говорит: «Как ты похудел. Ты же проголодался, сынок. Садись, поешь». Вот так я снова оказался дома. Вечером отец вернулся с работы. Поел и молча ушел к себе в комнату.
     Интернат и наш дом находились недалеко друг от друга. Родители знали, где я жил всю неделю и, наверное, наблюдали за мной. Так что, они были в курсе, что со мной все нормально и возвращаться я не собираюсь. Вот мать и придумала: как меня вернуть. Пошла на небольшую хитрость. Никто меня дома не стал ругать, и я остался.
     Мой старший брат был лучшим учеником в нашей школе. Он рос спокойным и примерным мальчиком. А я — полная его противоположность. Поэтому, наверное, родители постоянно беспокоились за меня. А я просто любил жизнь, друзей и веселье. Я же был совсем молодой, сильный и рисковый парень. Энергия из меня била через край. С возрастом, конечно, я остепенился.
     Школьные годы для меня — самый яркий период моей жизни. Представьте, сколько мне пришлось в детстве попутешествовать? Сначала мы отправились из Казахстана в Корею, потом из Кореи в Китай, потом обратно в Северную Корею. Тогда я и сформировался, как личность. С детства я запомнил: нужно быть сильным духом и ответственным не только за себя, но и за своих близких, друзей и любимых, конечно. Жизнь моя с детства была не простой, иногда — очень опасной, чаще — просто сложной, с постоянным напряжением всех нервов и сил. Ничего, меня трудности только раззадоривают.
     Если бы я не прожил в Пхеньяне свои детские годы, вряд ли бы мой отец мне сказал: «Ты должен доделать то, что мы не успели». Он, еще до того, как я пришел в АСОК, умер. Конечно, он имел в виду разделение Кореи на два враждующих государства. Это же противоестественно.
     В Москве три корейские общественные организации. Все Уставы, на первый взгляд, совершенно одинаковые. На самом деле, только у нас есть статья о содействии мирному объединению Кореи. Мы активно участвуем во Всемирной лиге «Бомминрён», штаб-квартира этой организации находится в Японии, в Токио. Представители 47 стран мира, в которых есть такие организации, ежегодно встречаются в Пхеньяне. Мы активно участвуем в ежегодных форумах этой организации с 1990 года.
     Всем известны корейская добросовестность, трудолюбие и обязательность в работе. В Северной Корее очень высокая трудовая дисциплина. На всех уровнях. В отличие от России, в КНДР нет повсеместной и угрожающей по своим размерам коррупции. Что тоже очень привлекает инвесторов. Работа в наращивании экономического сотрудничества между нашими странами активно ведется. Большая часть всех переговоров между КНДР и российской стороной проходит при нашем непосредственном участии.
     Люди, хорошо разбирающиеся в политике и международной экономике, прекрасно относятся к северным корейцам, как к надежным партнерам. Нам ни разу не пришлось краснеть за наших сородичей из Пхеньяна. Напротив, все бизнесмены, которые сотрудничают с КНДР, постоянно восхищаются четкостью и честностью северокорейских представителей.
     Не надо бояться нестабильности в КНДР. Не будут американцы бомбить объекты своих союзников — южных корейцев — к северу от 38-й параллели. Страны Евросоюза уже активно участвуют в совместных экономических предприятиях и проектах. И вообще, никто не заинтересован в военном конфликте на Корейском полуострове. Никому это не выгодно, прежде всего, самим американцам.

Записала Алла ХВАН