ЮЛИЙ КИМ ПОЗДРАВИЛ С 50-ЛЕТИЕМ МИХАИЛА ХОДОРКОВСКОГО

Юлий КИМ: Здравствуйте, Михаил Борисович, приветствую Вас и поздравляю с наступившим юбилеем, хотя понимаю, так сказать, нетривиальность обстоятельств, в которых этот юбилей происходит. Он две мысли вызывает у меня: первое — это сравнение Вашего полтинника с полтинником Александра Галича, который состоялся осенью 68-го года, и он встречал свое пятидесятилетие в самом начале своей опалы. И она была уже настолько угрожающая, что он отказался праздновать свой юбилей в Москве и уехал в Дубну к любимым ядерным физикам, которым власти тогда позволяли больше, чем другим — приглашать кого они захотят. Вот он там-то и справил свое пятидесятилетие. Ну а дальше Вы, вероятно, знаете, недолго торжествовал наш юбиляр, и через некоторое время власти вынудили его на эмиграцию, где он также прожил недолго, но это аналогия уже Вас не касается.

Я когда думаю о Вашем пятидесятилетии — я думаю о своем семидесяти семи, и тут мысль мне приходит такая: вряд ли удастся мне дотянуть до поры просвещенного правления в России. Но что касается Вас, то у вас этот шанс имеется, Вы на этот шанс богаче меня. Вторая мысль, которая меня посещает в связи с Вашим положением, — это вот какая: дело в том, что Сегежа — это место, которое связано и с моей биографией, поскольку именно в Сегеже отбывала свой срок заключения моя родная матушка Нина Валентиновна Всесвятская, скромная московская учительница, за то, что она имела несчастье быть женой моего отца, обвиненного в свое время в шпионаже в пользу Японии. Понятно, что это было все в 37-38-м годах, и понятно, что затем наступила реабилитация для обоих моих родителей — матушка дожила до реабилитации, а батюшка никак. В 37-м в ноябре его взяли, в 38-ом в феврале его на стало. И вот мама отбывала свой срок в Сегеже, и, конечно, на ум приходят всякого рода аналогии.

Итак в 38-37-м годах Сегежа уже была местом, где томились люди невинные, обвиненные черт знает в чем по этой знаменитой 58-й статье. Понятно, что матушка там томилась не одна. В Вашем случае основное повторилось: и тогда, и теперь суд является средством расправы с образом мысли. Ну, тогда даже и не против образа мысли была направлена это чудовищная дубина, а тогда гребли людей, которые исповедовали самое что ни на есть правоверный образ мысли, и причина крылась, вероятно, в патологической боязни Сталина за свою власть. А сейчас вот людей сажают за образ мысли, как это было и в советские времена, и в постсталинские времена, при Хрущеве и Брежневе. И вдруг подумал я, была оказывается небольшая… хотел сказать «лакуна»… ну небольшой перерыв в этих посадках — при Горбачеве и Ельцине за образ мысли не сажали. Но вот теперь эта традиция, я бы сказал вековая традиция государственной власти в России, опять вернулась. И как скоро будет она искоренена окончательно, предположить трудно. Я искренне желаю Вам дожить до этого времени, а может быть, даже и поучаствовать в этом искоренении.

Я издали слежу за Вашей перепиской, за Вашими статьями, мне много в Ваших мыслях глубоко импонирует, и я изо всех сил желаю Вам скорейшего освобождения и уповаю на это. А сейчас в порядке такого некоторого подарка я спою песню, которую я сочинил — когда ж это было-то? — лет пять что ли тому назад, ну после второго Вашего процесса. Он чрезвычайно меня рассердил, этот процесс, я за ним следил более подробно, чем за первым, да и он более подробно освещался в нашей прессе. И я сочинил, простите, письмо от Вашего имени матери-родине. Наверное, вы в компьютере его читали, то есть слышали. Я сделал несколько небольших поправок и теперь в окончательном виде сочинение это выглядит так: (Исполняет песню.)

«Дорогая любимая родина,
Я служил тебе всюду как мог.
И не счесть, сколько мной тебе отдано,
Через твой подоходный налог.

Заплачу и бывало все думаю,
Чем еще я тебе послужу,
То лечебницу, глядь, оборудую,
То гимназию, глядь, учрежу.

И большое-большое спасибо
За суровый сибирский централ,
Извини, что ума не хватило,
Что я все тебе сам не отдал.

Я ведь думал, чем буду я круче,
Тем тебе будет больше добра.
Вечно смолоду хочешь как лучше,
И спасибо что ты как всегда.

Но скажу тебе, кабы не стража,
Да тюрьма, да решетки на ней,
Я тебе бы из воздуха даже
Накопал водородных углей.

Я семью языками владею,
Я умею блоху подковать,
Но тебе уж, конечно, виднее,
Как вернее меня применять.

Говорю с прямотой большевистской,
У меня тут желанье одно –
Я хочу быть швеей-мотористкой,
Я хочу тебе ткать полотно,
Я хочу быть швеей-мотористкой,
Дерипаской мне быть западло.

Ты пришли мне его да Потанина,
Ну и прочих побольше пришли,
И на левой груди профиль Сталина
Ты обратно себе наколи».

Здоровья Вам, бодрости духа. И я надеюсь, что может, и мой шанс состояться, и мы с Вами познакомимся лично. Счастливо Вам.