ЧЕТЫРЕ ВСТРЕЧИ С ЛЮДМИЛОЙ
НАМ
ВАЛЕНТИН ЦОЙ, 04.04.2008
ВСТРЕЧА ПЕРВАЯ
 Впервые
я познакомился с Людмилой Нам где-то в конце 70-х годов прошлого столетия.
Как-то вечером звонит мне родная тётушка Софья Петровна: «Валик, в Кремлёвском
дворце в среду дают «Чио-Чио-Сан», в Сузуки занята стажёрка Большого театра
Людмила Нам, наша корейская девочка. Давай сходим?» Я не отношу себя к
числу меломанов, оперу-балет прошёл, как и школу-институт, в определённом
возрасте и забыл (мой сын говорит ещё жёстче — что опера, что балет, главное
— буфет). И, конечно же, были дела поважней, чем потеря вечера в помпезной
публике и внимание вокальной интерпретации, в общем-то, банальнейшей истории.
Но когда обращаются старшие, тем более старенькая тётушка, у которой в
жизни было так мало радости, тут уж раздумывать не положено.
… И вот мы сидим в первых рядах самой большой и значимой сцены страны.
Здесь ступали наши и не наши вожди, пели-плясали мировые знаменитости.
Однажды я видел тут великого Баланчина, который привёз свой совремённый
балет с геометрически-гимнастическими фигурами-экзерсисами.
Поудобней вминаю себя в кресло, настраиваясь на часовое высиживание. Ламария
Чкония — Батерфляй, конечно, великолепна, я знал, но в пару ли ей стажёрка?
Замечаю, что начинаю заводиться, болеть за миниатюрную служанку. Отмечаю
хорошую пластику, умение носить кимоно и вообще — прямо-таки настоящая
японочка с семенящей походкой и послушной спиной. Ну а как всё же с голосом?
И вдруг на меня обрушивается волна мощного звука с удивительно нежным
тембром низких. Как от 100-ваттных колонок. А высокие взлетали как-то
молодо — легко и азартно! Колоратурное меццо-сопрано… Казалось, весь громадный
дворец наполнялся ароматом её голоса.
Я смят и раздавлен. Во мне проснулось давно забытое чувство прекрасного.
Чувство посеянное, но совершенно невостребованное в «буднях великих строек».
… А тётушка была рада за корейскую девочку, которая выступала на самой
большой и значимой сцене страны.
ВСТРЕЧА ВТОРАЯ
Людмила Нам была не только выдающейся артисткой, но
и яркой личностью, целеустремлённой и настойчивой. Она родилась в забытом
богом городке Макинске Казахстана, в семье простых крестьян. Начав серьёзно
заниматься пением довольно поздно, в 23 года, она в несколько приёмов
одолела училище-институт-консерваторию, перепрыгивая через курсы, и, ещё
будучи студенткой, была принята стажёрскую труппу Государственного академического
Большого театра СССР. С 1979 г. она заняла там место солистки оперы.
…В 1997 г. Москва отмечала юбилей великой артистки. Большой зал Центрального
дома работников искусств (ЦДРИ) был переполнен задолго до начала. А люди
всё шли, и шли, несли, и несли цветы. Казалось, пришли все корейцы Москвы,
включая посольства Северной и Южной Кореи. Но ещё больше было русоголовых
друзей, коллег, почитателей.
Вот что они говорили любимой артистке в тот праздничный вечер.
ЛАРИСА НАМ, сестра:
— Людмила начала петь очень рано, лет в пять. Мы жили тогда в глинобитной
мазанке на окраине Уштобе. Она устраивала нам концерты прямо в хлеву среди
коз…
ВЛАДИСЛАВ ПЬЯВКО, народный артист СССР:
— … А как она блестяще ведёт сложнейшую партию Золушки! В Миланской опере
солистка исполняет только эту единственную роль, и она знаменита на весь
мир! Чиновником из Большого не до большого искусства, они заняты другими
«важными» проблемами!
КОНСТАНТИН КОСТЫРЕВ, концертмейстер ГАБТ:
— Колоратурное меццо-сопрано — редчайший дар. На моей памяти ещё только
великая Зара Долуханова обладала им. Очень жаль, что мы не сумели полностью
реализовать это богатство.
ВЛАДИМИР ЛИ, академик:
— Людмила Валентиновна своим творчеством, пропагандой высокого искусства
столько сделала для духовного воспитания, что мы тут посоветовались и
решили избрать её в почётные академики.
АНАТОЛИЙ КИМ, писатель:
— У корейцев есть понятие «хан», которое означает высокую духовность.
Всё исполнительное творчество Людмилы наполнено этим благородным качеством.
ВАЛЕРИЙ ПАК, певец, композитор:
— Я не нахожу слов, чтобы выразить своё восхищение Людмилой, я спою романс
на стихи Пушкина, уж лучше него не высказать признание в любви.
ЕЛЕНА ШКОЛЬНИКОВА, заслуженная артистка России:
— Людмила очень добрый человек, отзывчивый и скромный. В быту никогда
не скажешь, что это звезда первой величины. Это я вам говорю на правах
давней подруги.
И, конечно, было много музыки. Во всём великолепии прошли перед собравшимися
знаменитые героини Людмилы Нам — Розина, Кончаковна, Кармен, Марина Мнишек,
Амнерис, Дорабелла и ещё, и ещё…
ВСТРЕЧА ТРЕТЬЯ (из эксклюзивного интервью)
В далёком Хабаровске
— …До сих пор для меня остаётся таинственным, как я вместо пединститута
попала в музыкальное училище.
В далёкий Хабаровск, где жила моя тётя, я поехала из ещё более далёкого
Уштобе, где выросла, закончила педучилище. Уезжала, решив начать новую
жизнь, оставила семью, работу, ехала продолжать учёбу, поступать в пединститут,
Я шла по Хабаровску в хорошем настроении, несла документы в пединститут.
И вдруг ноги меня сами понесли в здание, откуда на улицу лилась красивая
мелодия. Это было музыкальное училище. Я нашла там вокальное отделение,
как будто меня кто-то вёл, напросилась, чтобы меня прослушали. А петь
я любила и умела. С ранних лет любимыми были песни Блантера, Дунаевского.
Педагоги, услышав мой голос, сразу зачислили. Вот так.
Училась я в классе Нины Павловны Ломановой, умного педагога и прекрасной
души человека. Москвичка с консерваторским образованием, она эвакуировалась
в Хабаровск во время войны, да так и застряла. Это она, обнаружив мои
данные, заставила экстерном сдать экзамены за весь курс и продолжать учёбу
в Москве. «Торопись, Людочка, — говорила она, — век артиста короток, ты
и так потеряла много времени, не то похоронишь свой талант, как я».
С Хабаровском меня связывают самые светлые воспоминания. Как-то на Новый
год в стенгазете в разделе «Кому, что снится?» подружки написали — Нам
снится Большой театр. Шутка оказалась пророческой.
Солистками Большого театра становятся так
— …В Москве сходу поступаю в знаменитую Гнесинку (Музыкальное
училище им. Гнесиных). Потом перевожусь в Консерваторию. Когда её закончила,
хабаровская шутка стала обретать очертания. Но трепет перед Большим театром,
я несла в себе ещё долго. Бывало, проезжаешь мимо на троллейбусе, смотришь
в окошко, а самой не верится — неужели и я смогу? И потом, когда уже выдержала
туда сложнейший конкурс, уже приняли, долго не верила, по стеночке ходила.
Я видела великих артистов, кумиров, которым все поклонялись. Лисициан,
Петров, Атлантов… Они все тогда живы были, в коридорах при встречах улыбались,
здоровались.
А потом уже вместе с ними выпадало играть в спектаклях. Это вообще просто
фантастика! Но тут уж надо было проявлять себя, Сначала тебя зачисляют
в стажёрскую труппу с испытательным сроком, дают маленькую партию, у меня
была Сузуки из «Чио-Чио-Сан». Смотрят в работе. Могут вообще долго не
трогать, бросают на выживание.
Потом вдруг предлагают: за месяц споёшь эту партию? За месяц выучить и
войти в сценическую — нереально. Поэтому надо быть во всеоружии, ко всему
готовой. Я знала это, я выучила все партии, которые считала своими, Амнерис,
Кармен, Розину, других. Театр — это тоже производство, кто-то заболел,
кто-то на гастролях, А театр каждый день работает. И часто предлагали
— Кармен завтра споёшь? И я пела. Так практически весь трудный репертуар
театра перепела.
Когда входишь в репертуар, тоже всё не просто. Каждый дирижёр хозяин спектакля.
Нужна ли ты ему? Порой приходилось просто хватать и тащить его в класс
— прослушайте! Поёшь ему какую-то сложнейшую партию. А у него и так уже
есть три-четыре исполнителя на роль, ему не нужно, не хочется новых. Надо
убеждать.
Худсовет ещё надо пройти, в гриме смотрят — подходишь ли?
Но главное во всём — труд. Работать надо зверски. Я вспоминаю те годы
— просто кошмар какой-то! Вообще жизни нет. Музыка-театр, театр-музыка…
Так и жила одержимой. Бешено одержимой. Меня какие-то внутренние силы
влекли туда. Поэтому получилось. Если бы я на какой-то момент отступила,
подалась чувству отчаяния (а такое частенько находило), ничего бы не вышло.
И, наверное, только так можно достигать самых невероятных целей…
Чаепитие в жанре экшен
— …Но хватит, будем чай пить. Я пирог испекла. Сейчас
накрою, а вы пока посмотрите кассету с моими партиями.
Она выходит, а я вдруг оказываюсь в стане диких половцев. Злой Кончак
звериным чутьём чует третьего лишнего. Прелестная Кончаковна нежной мелодией
пытается отвлечь его внимание от угла, где я ни жив, ни мёртв. Но вот
он встаёт и решительным шагом направляется ко мне…
— Ай-ай, пирог чуть не пригорел за разговорами, — появляется в дверях,
на моё счастье, Людмила Валентиновна с дымящимся подносом, — ещё минутку…
А я уже сижу за низким столиком в чайном домике Чи-Чио-Сан. «Сузуки —
служанка может и к месту, — размышляет тот, который с английского крейсера,
— но что здесь делает этот прохвост?» И я вижу, как наливается яростью
его бычья шея, а рука медленно тянется к кортику…
— Да вы не обращайте внимания, — успокаивает меня Людмила Валентиновна,
когда у меня проливается чай из дрогнувшей руки, — я сейчас погорячее
принесу…
Ужасный Родамес уже давно бросал на меня свирепые взгляды, он просто не
хотел обрывать на полуслове чудную арию Амнерис. Сейчас она закончит,
и по его мановению сто копий стражников поднимут вверх моё бездыханное
тело…
Я уходил от Людмилы Валентиновны в полнейшей прострации, где она настоящая,
где виртуальная – у меня всё перемешалось.
Видимо, в этом и есть суть великой артистки.
ВСТРЕЧА ЧЕТВЁРТАЯ (из эксклюзивного интервью)
— Людмила Валентиновна, ваш рассказ, как девочка
из Уштобе стала солисткой Большого театра, вошла в артистическую элиту
столицы — это просто какая-то сказка про Золушку! Но ещё удивительнее,
что это сделала корейская девочка! Скажите, а как национальность сказывалась?
— Не было, не припомню случая, чтобы моя национальность что-либо решала.
Поначалу у худсовета возникали проблемы с моей азиатской внешностью —
соответствует ли европейской роли? Потом решили — в гриме похожа на испанку.
И больше вопросов не было.
Мои педагоги никогда не выделяли меня по этому признаку. Народная артистка
СССР Ирина Архипова, у которой я училась в консерватории, говорила: «Твой
паспорт, милочка, — это твой голос». То есть всё остальное, в том числе
и национальность, никого не интересуют. Ну, были какие-то мелочи на бытовом
уровне поначалу в театральной среде, потом всё ушло.
А вот когда открылась Южная Корея… Ведь я была первой советской кореянкой,
вообще первой советской артисткой, которую они увидели. Вы же помните,
какие отношения были тогда между нашими странами! Вот тогда я была приглашена
именно потому, что я — кореянка — солистка Большого театра СССР. Это произошло
на Сеульской олимпиаде в 1988 году.
— Это ж за два года до установления дипломатических отношений…
— Да-да, это было грандиозным событием, взрывом «железного занавеса».
Для меня тогда открылась новая страница и в творческом, и в жизненном
плане. С тех пор за 12 лет я объездила Корею вдоль и поперёк, я открыла
им русскую классику, ведь для них были неизвестны Чайковский, Мусоргский,
Глинка, хотя многие получили образование в Италии и США.
Со своей стороны, я познала богатейшую корейскую музыкальную культуру.
Многое пришлось переосмысливать, а многому и учиться. Я выучила корейский,
мой репертуар обогатился национальными песнями и романсами. Теперь, выступая
в России, я обязательно включаю в репертуар корейские номера, а в Корее
— обязательно русскую классику. В этом я вижу сейчас своё назначение.
Не могу не сказать, что недавно меня пригласили в корейскую оперу «Легенда
о девушке Чун Хян». Дело в том, что в Уштобе, когда мне было 5 лет, бабушка
повела меня в корейский театр на спектакль про эту девушку. Театр произвёл
на меня сильнейшее потрясение, на всю жизнь осталось чувство печального
переживания. И вот через столько лет снова встретиться… Об этом как-нибудь
мы отдельно поговорим.
— Людмила Валентиновна, 90-е годы для всех были трудными, как
вы пережили этот переход на рыночные отношения?
— Непросто. Очень даже непросто. Это время совпало с моим уходом из Большого
театра. Карьера певца очень быстротечна, оперного — тем более. Опера требует
невероятного здоровья, силы голоса в полном напряжении. И так из года
в год. Снизишь планку — придут другие тотчас. В последние годы я только
и думала — надо вовремя уйти. Я же знаю одну народную артистку, которая
говорила: «Почувствую что-то не то — сразу уйду!» Все уже почувствовали,
а она всё сидит.
Отпев 20 лет в Большом, я оказалась не у дел. У меня никогда не было накоплений.
Живу, как видите, в стандартной многоэтажке в спальном районе, мебели
роскошной, бриллиантов нет… Я была в полной растерянности, думала — конец
жизни. Выручили друзья, предложили заняться концертной деятельностью,
заставили снова почувствовать себя артисткой.
В концертной деятельности тоже есть свои достоинства. Здесь я пою, что
мне по душе, что хочу петь, те партии, которые не довелось в театре исполнить.
А если надо, могу и оперу. Тут недавно попросили в Нижнем Новгороде Аиду
спеть — пожалуйста. Часто приглашают на гастроли в Южную Корею.
Высокое искусство всегда было элитарным. Раньше это было государственным
делом. Я с грустью думаю, что если бы сегодня начинала, то ничего бы не
получилось. Сейчас за всё надо платить. Даже в училище за обучение, за
уроки. Теперь всё зависит от спонсоров.
— Республика Корея активно реализует Ваш талант. А как наши, российские
корейцы? Помогают?
— Я стараюсь участвовать в общественной жизни диаспоры, хожу на собрания,
конференции, выступаю. Я член Совета ООК, меня хорошо знают. Вот помогли
юбилейный вечер провести. Давала сольный концерт в Доме учёных — заплатили
партнёрам. Наконец-то, осуществила свою давнюю мечту — записала диск.
В него вошли старинные русские романсы, любимые советские песни и, разумеется,
корейские. Тоже помогли…
— Да нет, же! Я не о том. Вам не предлагали, например, мировую
гастроль по корейским диаспорам США, Австралии, Германии, Бразилии? Или
открыть вокальную школу, где вы бы давали мастер-класс для наших юных
дарований? Или привезти ту же «Легенду о Чун Хян» в Уштобе, представляете,
сколько радости! Или написать книгу-автобиографию, как девочка из казахского
аула взошла на Олимп! Да мало ли!
— Вы знаете, я всю жизнь рассчитывала только на свои силы. И на Бога.
В самые труднейшие моменты жизни я знала, что делать: надо взять себя
в руки и работать, работать. И тогда обязательно Бог поможет. Больше мне
надеяться не на кого было. Конечно по жизни я встречала много хороших
людей. Я им очень благодарна…
|
