КОРЕЙЦЫ ПРИМОРЬЯ. ИСТОРИЧЕСКАЯ ПРАВДА О ПЕРЕСЕЛЕНИИ

     На днях в Арсеньеве департамент социального развития администрации Приморского края провёл семинар о концепции демографической политики Приморского края. В его работе приняли участие не только чиновники АПК, муниципалитетов, но и представители многочисленных общественных организаций и объединений, лидеры религиозных конфессий. Одной из наиболее острых тем, обсуждаемых в ходе семинара, стала проблема переселения на российский Дальний Восток соотечественников и граждан иных государств, особенно республик бывшего Советского Союза. Оценки звучали разные, порой прямо противоположные.
     Не было единого мнения и в вопросе возвращения в Приморье корейцев, которые были выселены отсюда в 1937 году.
     В продолжение дискуссии мы решили опубликовать на этой неделе три материала на эту тему. Каждый из них вызывает вопросы, представляет различную точку зрения. Начиная публикацию, мы рассчитываем на реакцию наших читателей, специалистов и самих переселенцев. Сегодня – первый материал из этой серии.

Семьдесят лет назад, 21 августа 1937 года, Совет народных комиссаров СССР и ЦК ВКП (б) издали постановление «О выселении корейского населения из пограничных районов Дальневосточного края».

В 1993 году Верховный Совет России особым постановлением признал незаконной депортацию корейцев, тем самым поставив их в один ряд с «репрессированными народами СССР», такими как чеченцы, ингуши, балкарцы, крымские татары, калмыки и другие. Вместе с тем, в истории «репрессий» этих народов имеются существенные различия.

Выселение татарского населения из Крыма и горских народов с Северного Кавказа было представлено как их «наказание» за действительное или мнимое сотрудничество с германскими оккупантами, то есть за антиправительственные действия. Во второй половине 50-х гг. им, за исключением крымских татар, разрешили вернуться обратно, что все они и сделали.

Результат один. Причины — разные

Причина депортации корейцев иная, что вызывает у современных историков споры, было ли решение советской власти о переселении корейского населения Дальнего Востока просто еще одним актом бесчеловечности или было вызвано реальной угрозой безопасности для государства.

Изначально корейцы перебирались на российскую территорию (в соседний Уссурийский край), спасаясь от голода и малоземелья, а после аннексии Кореи Японией — от японского угнетения. Таким образом, подозревать их в пособничестве японцам, казалось бы, совершенно необоснованно. Однако уже в 1908 году приамурский генерал-губернатор Павел Унтербергер писал министру внутренних дел: «…Нельзя также надеяться на лояльность этого элемента в случае войны с Японией или Китаем; напротив того, они тогда представят из себя чрезвычайно благоприятную почву для широкой организации врагами шпионства». Необходимо признать, что эти заявления не были такими уж необоснованными. В Русско-японскую войну во Владивостоке существовала разветвлённая разведывательная сеть Японии, представители которой успешно маскировались под корейских ремесленников, водоносов, прислугу и даже проституток, а также вербовали с теми же целями непосредственно корейцев.

В результате, а также потому, что корейцы в Приморье составляли до трети всего населения, с 20-х годов стали разрабатываться меры по их отселению от границ оккупированной японцами Кореи. Первоначально планировалось расселить часть корейцев в Хабаровском и Амурском округах — туда переселили около 1,5 тыс. человек, однако это не решало проблемы.

Чуть позже появился другой вариант решения вопроса. В это время Казахстан и Узбекистан планировали завести у себя рисоводство, однако местные дехкане не располагали ни малейшими навыками рисосеяния. Поэтому руководители обеих республик попросили Москву организовать приезд к ним корейских добровольцев — «природных специалистов» в этом деле. В 1929 году удалось собрать 220 корейцев, согласившихся ехать в Казахстан. В итоге ещё до массового переселения корейцев с Дальнего Востока в Ташкентской области уже существовало тридцать корейских колхозов.

Спровоцировала японская угроза

После оккупации японцами Маньчжурии и создания на её территории плацдарма для нападения на СССР проблема резко обострилась.

…Рассказывает ТЯН Ен Дин, пенсионер, проживающий ныне в Бектемирском районе Ташкента. «К нам приехала «тройка» — представитель НКВД, представитель военного комиссариата и представитель райкома партии. Мы собрались их послушать. Первым выступил представитель райкома. Он сказал, что империалистическая Япония готовится напасть на Советский Союз. Японское правительство заявляет, что все корейцы, где бы они ни жили, являются подданными японского императора, поэтому другие государства не имеют права мобилизовать их в свои армии. Руководство СССР, чтобы не обострять отношения с Японией, приняло решение больше не призывать корейцев на службу в Красную армию. Но враги засылают на советскую территорию своих шпионов и диверсантов. По внешности корейцев трудно отличить от японцев и китайцев, поэтому шпионы и вредители могут скрываться среди нас, что угрожает государственной безопасности на Дальнем Востоке. Для нашего же блага советское правительство решило переселить нас как можно дальше от границ Японии. Нам было горько это слышать. Мы ненавидели Японию, из-за которой наши родители потеряли свою родину. Во время Гражданской войны многие корейцы Приморья участвовали в партизанских отрядах, боровшихся с интервентами. До этого нам говорили, да мы и в газетах читали, что уже были случаи, когда на Дальнем Востоке арестовывали группы японских диверсантов, скрывавшихся среди корейцев, а НКВД раскрывал корейские организации, сотрудничавшие с Японией.

Протестовать никто не стал. «Тройке» задавали вопросы только об организационном порядке переселения — как быстро нужно собраться, чего и сколько можно с собою взять.

Председателем нашего колхоза был мой зять — муж моей старшей сестры. До этого он был кадровым военным, служил в Красной армии восемь лет и был членом партии. Он потом специально съездил в райком и добился, чтобы собранный в этом году урожай посчитали и приняли по акту, на основании которого мы рассчитывали получить что-то на новом месте. Крупный скот тоже передали государству. Дома пришлось бросить. На сборы нам дали две недели. И это казалось много, так как из приграничных районов целые сёла вывозили за два-три дня».

По донесениям с мест, особых проблем с выселением не возникло. Один из офицеров НКВД докладывал: «Основная масса корейцев данное мероприятие встретила одобрительно. Наряду с этим имелись отдельные случаи выражения недовольства, в частности, некоторые говорили: «Не все корейцы шпионы, диверсанты, есть преданные советской власти люди, и поэтому и в переселении нужен был индивидуальный подход к людям». Всего было депортировано 172 тыс. корейцев. Семьи грузили в грузовые вагоны и отправляли в Среднюю Азию и Казахстан, где они надеялись на обещанную помощь и компенсации, однако на местах этих переселенцев не ждали, а их обустройство растянулось на многие годы...

Особый статус репрессированного народа

До 1945 года положение корейцев было лучше, чем у других репрессированных народов. Они не должны были еженедельно лично являться в «спецкомендатуры» для регистрации, могли передвигаться по территории Средней Азии, а при получении специального разрешения — и за её пределами. Правда, им отказали в праве призыва в Красную армию, заменив службу на работы в «трудармии». Наконец, корейцы в отличие от немцев или татар и в сталинские времена могли учиться в высших учебных заведениях и занимать ответственные посты.

Лишь 2 июля 1945 года, незадолго до того, как СССР объявил войну Японии, Лаврентий Берия издал приказ, согласно которому все корейцы были взяты на учёт в качестве спецпереселенцев, получив фактический статус ссыльных. В местах их поселений были созданы отделения специальных комендатур при местных управлениях НКВД. Но после смерти Сталина основные ограничения были сняты. В пятидесятые годы, получив паспорта, советские корейцы смогли выезжать за пределы Средней Азии, учиться в России и даже получили возможность вернуться на Дальний Восток. Но мало кто захотел опять сниматься с места.

В Приморье корейцы начали возвращаться в небольшом количестве с 60-х годов, но уже в качестве не крестьян, а инженеров, учителей, врачей, учёных и т.д. — после того, как корейская молодёжь устремилась в города за получением высшего образования, в том числе в Москву и Ленинград. Часть «новых приморских корейцев» перебралась в Приморский край с южного Сахалина, где корейское население появилось в результате японской «мобилизации» для работы на шахтах и рыбных промыслах.

Ситуация изменилась во второй половине 90-х. Сначала в 1990 г. ещё СССР установил дипломатические отношения с Республикой Корея (Южной Кореей). Затем в 1993 г. вышло известное постановление Верховного Совета России о незаконной депортации корейцев. Вскоре после этого представители южнокорейских государственных структур потянулись в Узбекистан и Казахстан и одновременно в Приморский край. В бывших союзных республиках южане уговаривали корейцев возвращаться «на родину» — но только не в страны Корейского полуострова, а в российское Приморье, где вели активные переговоры с краевой администрацией о приёме и расселении на территории края будущих переселенцев из СНГ.

В итоге в 1998 г. администрация края выделила две тысячи гектаров в Михайловском районе под строительство «приморской корейской деревни «Дружба», где планировалось возвести 100 домов для заселения около тысячи переселенцев. Реализацию проекта и его финансирование осуществляла Ассоциация строителей Республики Корея. К сентябрю 2001 года были готовы и заселены 30 домов. Дальше дело не пошло. Почему — среди местных корейцев возникли различные домыслы. Была версия о воровстве местных чиновников, звучали оправдания о финансовом кризисе в Корее. Чуть позже в Сеуле разразился скандал по поводу «незаконного распределения» выделенных под проект правительством РК средств между ответственными сотрудниками южнокорейских министерств и представителями общественных фондов РК, непосредственно осваивавшими правительственные деньги на приморской территории.

Сейчас корейцы продолжают отстраивать «Дружбу» самостоятельно — и очень медленно. Со слов переселенки Анастасии КАН, к приморской жизни её семья привыкала полтора года.

Тем временем деятельность южнокорейских представителей по организации переселения корейцев из Узбекистана и Казахстана в Приморье продолжается. В Казахстане большой поддержки она не получает – уровень жизни там в среднем сопоставим с российским, и искать от добра добро соглашаются не многие. В Узбекистане живётся хуже — и добровольцы ехать в Приморский край находятся. Местное население относится к «своим» корейцам традиционно дружелюбно и с большим уважением. Другое дело, если бы была заранее подготовлена почва для переселенцев из СНГ — создана жилищная инфраструктура, разрешились на межправительственном уровне вопросы регистрации и получения российского гражданства, а также достойного трудоустройства и т.д. Сделать всё перечисленное сложно, но если Сеулу зачем-то очень хочется видеть в Приморье как можно больше этнических корейцев, то наверное, всё-таки возможно.

Между тем на фоне отсутствия в последние годы каких-либо значительных финансовых вливаний со стороны Южной Кореи в улучшение жизни приморских корейцев в Республике Корея усилиями общественных фондов периодически проводятся акции сбора среди населения средств для «бедствующих соплеменников в России». Бизнесменам и обывателям показывают отснятые в Приморье ролики об ужасном бытовом положении переселенцев и предлагают «делать взносы» на благое дело. Средства собираются немалые. Но, как и правительственные, эти деньги не доходят до адресата. Так, может быть, у затеи с переселением корейцев СНГ несколько иные цели?

Москва — Ташкент — Владивосток

• Корейцы Приморья. Возвращение на родину предков (продолжение). 06.02.2008
• Корейцы Приморья. Села Приморья спасут мигранты (окончание). 07.02.2008