ПОРТРЕТ МОЕЙ БАБУШКИ

Мой прадед, бабушкин отец, был человеком уникальным. О нем в семье ходили легенды. Природа наградила его недюжинными предпринимателькими способностями, но при этом не дала возможности научиться грамоте. Не имея образования, не зная ни грамоты, ни арифметики, он придумал какие-то свои собственные знаки, чтобы вести учет, привозил товары из Китая, торговал, ходил в кителе и играл с японскими солдатами в карты. Юношей он эмигрировал в Россию и на Дальнем Востоке начал свой маленький бизнес, его дела пошли в гору, и он стал весьма богатым купцом. Говорят, он имел особый нюх, какое-то необъяснимое чутье, наперед мог угадывать то, что может принести прибыль, начинал дела, которые другим казались сумасшествием, и беспроигрышно получал прибыль. Даже предстоящие репрессии он каким-то шестым чувством предугадал еще задолго до начала первых арестов и уговаривал семью уехать и скрыться где-нибудь в глуши. Никто ему не поверил. Тогда он сам однажды просто исчез. Никто не знал, куда он делся, просто исчез, как в воду канул. Много позже, уже в 60-е, моя тетка разыскала его где-то в Узбекистане, глубоким стариком.

Из всех своих детей об больше всего любил свою младшую дочь, мою бабушку. Он обожал ее так, что постоянно носил ее на руках, и чтобы дитя не утруждалось, запрещал отдавать ее в школу! Так моя бабушка, будучи дочерью богатого купца, осталась безграмотной. Не умела ни читать, ни писать. Прадед много ездил по своим торговым делам и всякий раз привозил дорогущие и диковинные по тем временам ткани, откладывал их для приданного любимой дочери. И замуж ее выдал за самого завидного в округе жениха – закончившего рабфак учителя русского языка и литературы. Жених был без гроша в кармане, но самым образованным корейцем во всем районе. К тому же он был молод, высокого роста и весьма хорош собой. Так моя бабушка, дочь богатого купца, стала женой школьного учителя, о чем девушки по тем временам едва ли могли мечтать. У них родилось две дочери-погодки. Моя мама, Соня, была старшей, а младшая Роза. Тетя Роза, кстати, закончила филологический факультет Ленинградского Государственного Университета и всегда говорила, что пошла по стопам отца.

Деда направили на работу в Акмолинск. Город на Севере Казахстана. Дали комнату в коммуналке. Они были единственной корейской семьей, но их тепло и с уважением встретили. Однако счастье было недолгим. Начались сталинские репрессии. Первыми забирали образованных. Корейца по национальности, преподающего русский язык и литературу, арестовали задолго до начала массовых арестов. Больше его бабушка уже никогда не видела. Его расстреляли как японского шпиона. Бабушка осталась одна с двумя маленькими дочерьми на руках, беременная третьим ребенком. Это был мальчик, он родился мертвым.

На этой фотографии бабушка с со своей мамой (моей прабабушкой) и мужем. На коленях — старшая дочь — моя мама. На обратной стороне напись — 30.11.1930 года.

Чтобы прокормить семью, стала шить на заказ. Это умение было дано ей природой. Затем, когда начался голод и уже никто ничего не заказывал, продавала сохранившееся приданное: те самые дорогие заморские ткани, собранные ей когда-то отцом. Последние из них она выменивала на кусок хлеба или несколько поленьев во время войны. Закрывала в квартире маленьких спящих дочерей и уходила на работу в ночную смену на швейную фабрику. Днем ей не с кем было оставлять детей, а ночью уходила, когда они уснут, чтобы не боялись, потом рано утром, пока они еще не проснулись, возвращалась домой, выменяв по пути очередной отрез ткани на несколько поленьев, чтобы натопить комнату.

Моя мама на правах старшей, хотя была она всего-то на год старше сестры, знала, что по ночам мамы нет с ними, потому что она уходит на работу. Младшая ничего не ведающая Роза уже давно сопела рядом, а старшая Соня не могла уснуть, потому что ей было страшно. Но чтобы не задерживать маму, она крепко зажмуривала глаза и лежала, боясь пошевелиться. Когда же закрывалась дверь за мамой, она закутывалась с головой в одеяло, крепко обнимала спящую Розу и лежала так очень долго, пока, уставшая, не засыпала сама. Бывало Роза просыпалась средь ночи, начинала плакать, звать маму. Это было самое страшное. Соня, сама дрожа от страха, как осиновый лист, в полной темноте брала за руки сестренку и успокаивала ее, что с ней старшая сестра, а значит, ей нечего бояться.

Так прошла первая военная зима. По весне бабушка решила пробираться в Уштобе, где поселились корейцы после депортации. Почти весь путь в несколько тысяч километров она с маленькими детьми прошла пешком, потому что платить за поезд или автобус ей было нечем. Мама рассказывала, как они по очереди держали саквояж, чтобы не украли, когда они останавливались на ночлег. В этом саквояже было единственное богатство — оставшиеся несколько отрезов ткани. Их едва хватило, чтобы дети по дороге не умерли с голоду. Так бабушка с дочерьми, моей мамой и тетей Розой, добрались до поселения корейцев — Уштобе.

Мама часто вспоминала, как там было много еды. На полях можно было найти оставшуюся с прошлого урожая картошку. Она была замерзшей и оттаявшей, мягкой, полусгнившей или проросшей, давшей новые ростки. Они собирали ее и варили. Какая же она была вкусная! Можно было выйти на луг и насобирать разных трав и из них сварить суп и даже приготовить салаты! Им казалось, что они попали в рай.

Мой папа не любил картошку, говорил, что в войну он объелся мороженой картошки и потому смотреть на нее не может. Мама всегда отвечала ему:

— Ты просто в своем Уштобе не знал, что такое голод!

Тот, кто хоть раз пережил голод, наверное никогда не может вытравить в себе это состояние. Помню, как моя мама все время ссорилась с бабушкой и запрещала ей ходить на рынок. Мы жили тогда недалеко от рынка. Дело в том, что бабушка ходила на тот рынок вечером, когда все торгующие уже собирались уходить и выбрасывали остатки. Это были верхние листья капусты, которые отрывались в течении дня, помятые помидоры или баклажаны, непроданные в силу нетоварного вида и пр. Бабушка собирала это все в огромную сумку, с большим трудом приносила домой, промывала, очищала и что-нибудь из этого готовила. Мама много раз убеждала ее не делать этого, в качестве доводов приводила такой аргумент, что она работает в школе (моя мама была учителем математики), а зять главным инженером солидного научно-исследовательского института, и что же скажут ученики или сотрудники института, если увидят, что их бабушка собирает на базаре отходы! Но никакие доводы и запреты на бабушку никак не действовали. Она просто изменила тактику. Чтобы ее не застали за этим занятием, она все собранное на рынке вечером оставляла где-нибудь там же, а утром, когда мои родители (дочь с зятем) уходили на работу, приносила домой и к вечеру успевала приготовить вкусные голубцы или еще что-нибудь.

Бабушка сопровождала нас в музыкальную школу, в музеи, экскурсии. Она из-за старческой дальнозоркости очень плохо видела вблизи, перед собой, но хорошо видела то, что находилось далеко. Могла увидеть номер трамвая чуть ли не на предыдущей остановке. Нам, детям, это казалось так смешно, мы всегда просили ее посмотреть, какой трамвай идет, когда в очередной раз куда-нибудь с ней ездили. Она была уже очень старенькая, ходила с палочкой, сильно согнувшись вперед. Чтобы посмотреть на номер трамвая, ей приходилось распрямляться и, встав прямо, подносить ладонь ко лбу. Я помню ее такой до сих пор.

Я помню, как мы снимались на эту фотографию. Я тогда начала ходить в музыкальную школу. Мне родители купили пианино. Мой братик сломал руку, она у него в гипсе, поэтому бабушка закрывает ее своей ладонью.

Мы жили на пятом этаже в доме без лифта. Бабушка поднималась по ступенькам, чуть ли не задевая их лицом. Пройдя лестничный пролет, она выпрямлялась, схватившись рукой за спину. Постояв так некоторое время, она опять сгибалась и проходила следующий пролет. И так до пятого этажа. Мы, дети, потешались над ней. Шли сзади и повторяли за ней ее движения. У меня очень похоже получалось. Всем было смешно и весело. Сейчас я иногда пытаюсь вспомнить, как бабушка реагировала на это...и не помню. Не помню ее лица в тот момент. Как же трудно ей было всякий раз подниматься пешком на пятый этаж без лифта, но мы тогда над этим не задумывались...

Моя бабушка умерла в глубокой старости, намного пережив свою старшую дочь, мою маму, которая умерла от рака, когда ей еще и пятидесяти не было. Бабушка вынянчила всех внуков: и сониных детей — меня с братом, и сына Розы. Умерла, когда мы все были уже взрослыми, окруженная нашей любовью. Не менее сильной, чем та, которую дарил ей ее отец, мой прадед.