ЮБИЛЕЙ ПРОФЕССОРА ЛИ

Полная версия интервью газете "АРИРАН-ПРЕСС"

     В этом году в жизни Валентина Николаевича ЛИ много знаменательных дат — 1 марта ему исполнилось 75 лет, 50 лет он занимается научно-педагогической деятельностью, 15 лет назад он основал Московские курсы корейского языка и 14 лет назад им была создана Ассоциация преподавателей корейского языка России.
     Мы встретились с юбиляром и задали несколько вопросов.

— Валентин Николаевич, у вас есть корейское имя или вы из крещеных корейцев?

— Мое корейское имя Ян Су («храбрый мужчина»), имена нам с сестрой отец поменял после депортации. Был бы постарше, ни за что бы позволил. А так я уже привык, что я Валентин («крепкий, ясный») и мои именины справляют все влюбленные. После школы, которую я закончил только в 20 лет, я год работал пионервожатым в детском доме, чтобы накопить денег на дорогу. Детям трудно было запомнить корейское имя моего отца, тогда мы с педагогами и решили, что я буду Николаевичем.

Мой отец Ли Чун Сик во Владивостоке работал грузчиком, мы были депортированы в Северный Казахстан, до войны жили в колхозе под Бухарой, во время войны перебрались в Уштобе. Везде мой отец крестьянствовал, он до 70 лет не знал, что такое кожаная обувь. В Москве, когда он гостил у меня, я нашел мастерскую, где отцу сшили обувь по мерке, для его расплющенных от тяжких трудов ступней. Он умер в 88 лет, несмотря на очень трудную жизнь. Я хочу последовать его примеру. Так что я только на полпути к юбилею.

Я очень благодарен своей старшей сестре Марии (Кым Сун – «чистое золото»), когда умерла наша мать, ей было 7 лет, а мне два годика. Она наравне с отцом воспитывала меня. Летом моей сестре будет 80 лет. Я решил, что поеду к ней в Казахстан и мы вместе справим наши «круглые даты».

— Ваша семья подверглась насильственному переселению. Расскажите о своем детстве.

— Вспоминая свою жизнь, я прихожу к выводу, что бог есть. Часто, когда ситуации казались нам, а потом и мне, взрослому, безвыходными появлялись добрые люди – русские, узбеки, корейцы и помогали. Очень часто совершенно бескорыстно.

Помню, с каким трудом мы переехали из села Чапаевское в Оренбургской области сначала в Самарканд, потом в Бухару, из Бухары попали в колхоз. Мне уже было 8 лет. В узбекском колхозе была русская школа. Но меня, как и других корейских детей не приняли, сказали: «Нет команды ваших детей брать в школу».

Тогда наши грамотные «старики» – 40-50-летние корейцы организовали свою школу, в избе, в самой большой комнате, по углам сидели дети разных возрастов, с первого по четвертый класс. Нас учили корейскому и русскому языкам. Только через три года районные власти нашу школу закрыли. А детям сказали: «Идите в русскую школу, вас там примут». А мы все уже были «дылды». Я оказался в первом классе, а через неделю учительница мне говорит: «Иди во второй класс». Во втором классе я проучился тоже неделю, вот так, в конце сентября я оказался в четвертом классе.

Но началась война. И меня одного, 11-летнего мальчишку, отец отправил к тете в Ташкент. Мне насовали в карманы письма, клочок бумаги с адресом. Отец мне объяснил, что от вокзала я должен сесть на трамвай и доехать до Куйлюка. В трамвае мне все карманы срезали. Я доехал до Куйлюка, вышел и побрел на базар. Хожу по рядам, и вдруг вижу – моя тетушка. Она удивилась: «Ой, Валя, ты откуда?».

С особой благодарностью я вспоминаю Ни (Ли) Шан Дюна, мужа моей тети. Он был замечательным человеком, у него не было образования, но он знал наизусть китайскую и корейскую классическую литературу, благодаря ему я на всю жизнь полюбил корейский язык и литературу. В 1941 году мы с отцом и сестрой переехали в Уштобе (Казахстан). В 1942 году в наш городок переехал корейский театр, я просмотрел весь их репертуар по десять раз. Впоследствии, благодаря дяде Шан Дюну и корейскому театру, я решил всерьез заняться изучением корейской литературы и решил, что поеду в Москву или Ленинград и буду поступать на восточный факультет.

Все школьные каникулы я подрабатывал пастухом. На целый день мне выдавали бутылку молока и небольшой кусок хлеба. От рассвета и до заката я охранял стадо, чтобы заглушить голод, пил воду, любую, даже болотную, стоячую. Еще я был главным огородником в нашей семье. Отец с сестрой трудились в поле.

Как и у большинства учеников, у меня не было учебников и тетрадей. Мы писали на газетах, а потом из исписанных «тетрадок» отец крутил свои папиросы.

Я приходил в школу и, не вставая, сидел. На переменах готовился к следующему уроку, а больше у меня и времени свободного не было. Я еще огородом занимался, отец с сестрой на работе. Так, в 20 лет, я закончил школу.

— В каком году вы поступили?

— Один парень, постарше меня, тоже из Уштобе, уже учился в Ленинграде, на восточном факультете. Но мне надо было накопить денег на дальнюю дорогу. Я устроился пионервожатым в детский дом, где был ребятам и мамкой, и нянькой. Не оставлял детей даже ночью, перестилал постель тем, кто страдал энурезом… Да, было тяжело…

Уехать из Уштобе до смерти Сталина было очень трудно. В июне мне уезжать, а у меня паспорта нет. Во временных паспортах, которые выдавались корейцам, было записано «Проживать в пределах Казахстана, в такой-то области». Даже после смерти Сталина корейцам еще долго выдавали паспорта со спецзаписью «Проживать там-то» и все! У моего дяди был друг, а у него был сын – офицер милиции, его местные хулиганы боялись, как огня. Я обратился к нему: «Дядя Витя, я хочу учиться в Ленинграде или Москве, а паспорта у меня нет». Он мне сделал чистый паспорт. С этим паспортом я поступил в Ленинградский университет в 1951 году.

В сентябре кто-то из корейцев-однокурсников мне сказал: «Тебя комендант ищет, нас выдворяют». Я предложил корейцам-комсомольцам пойти на почту и послать телеграмму Сталину. Несколько дней мы дружно отправлялись в ближайшее почтовое отделение и писали: «Москва. Кремль. Великому И.В. Сталину…». Но ответа так и не дождались. Все мои однокурсники-корейцы уехали. А я целый месяц прятался в Ленинграде, у других корейцев-старшекурсников.

В октябре пришел к коменданту общежития, а тот мне сказал: «Где ты пропадал? Вот ты хитрец, не уехал? Ничего не бойся, пришло разрешение, можешь учиться». На следующий год многие мои однокурсники вернулись в Ленинград и продолжили учебу.

На корейское отделение нас поступило 20 человек, в основном, корейцы — дети репрессированных, потом нашу группу сократили до 10 студентов. К окончанию университета выяснилось, что большинство студентов, изучавших китайский и корейский языки, будут направлены в школы – преподавателями… русского языка.

— Валентин Николаевич, а как вы оказались в Москве?

— Мне повезло. Во время учебы я был председателем студенческого научного совета. После окончания университета только мне выдали направление в Москву, в Министерство культуры и сказали: «Ты – парень пробивной, попробуй». Я поехал в Москву, устраиваться на работу. В то время вышло постановление ЦК КПСС и Совмина СССР никого в Москве не прописывать, только близких родственников и в случае заключения брака. Никто мне об этом в Ленинграде и в Москве не сказал.

Я пришел с направлением в Министерство культуры СССР, меня направили в Издательство литературы на иностранных языках — Издательство «Прогресс». В те годы в корейском отделе работало около 40 человек, они переводили русскую и советскую литературу, которую вагонами отправляли в КНДР.

Заведующим корейского отдела был бывший директор моей школы и старший брат моего школьного друга, тоже Валентина – Федор Никитич Цой. Он был коммунистом и хорошим организатором. Федор Никитич тепло встретил меня и направил в отдел кадров. Начальник отдела кадров издательства посмотрел на меня и сказал: «Принеси прописку». Он знал о действующем постановлении, но меня не предупредил.

Я через знакомых, быстро нашел в Московской области, в Вешняках, хибару-сарайчик, договорился с хозяевами и отправился в районное отделение милиции. А в милиции от меня потребовали «копию приказа о зачислении на работу». В Вешняках хозяева хибарки посоветовали обратиться в областное управление милиции. Там молоденький лейтенант мне объяснил: «Постановление вышло, не можем разрешить вам прописку».

Но я решил добиться справедливости. В издательстве мне давали подработку, больше они ничем не могли помочь. Еще несколько раз я был в районном отделении милиции, и скитался по знакомым и незнакомым. В конце сентября я оказался на улице, с портфельчиком, чемоданчиком и связкой книг. Что делать? Я решил обратиться к зам.начальника областного УВД. Показал ему направление, рассказал все, он меня спрашивает: «К кому ты обращался?» Я сказал, что был в соседнем кабинете у лейтенантика, а он мне говорит: «Вот негодяй, сколько времени тебя мучил. Ты нам нужен в Москве».

И только после этого меня приняли на работу. Сначала корректором, а же через год я получил повышение и стал старшим редактором. А мой портрет повесили на Доске почета издательства.

— А когда Вы поступили в аспирантуру?

— Работа редактора неблагодарная, я устал облагораживать чужие переводы, выправлять корявые слова и мысли. Мои старшие друзья — Ким Ин Хо, Ли Сергей Федорович, Чодон прекрасно знали корейский, но очень плохо владели русским языком. Конечно, они были мне очень благодарны. Сейчас их уже никого нет.

Решил я получить еще одну специальность — медицинскую, захотел стать иглотерапевтом. Китайскую иероглифику я знал. Пока я искал приемную комиссию, наступил август. На очное отделение набор уже был закончен, а на вечернее меня не могли взять потому, что у меня не было среднего медицинского образования.

Работая в издательстве «Прогресс», я поступил в аспирантуру в Институте мировой литературы. Я поступал на заочное отделение, но оказался в очной аспирантуре, пришлось увольняться. А в издательстве мне уже выхлопотали комнату на Фрунзенской набережной, я даже уже успел познакомиться с молодой русской семьей, жившей в этой же квартире.

— А как же «квартирный вопрос»?

— Пришлось отказаться от собственного жилья и дачи, ради учебы. В Институте мировой литературы мне дали общежитие на улице Дмитрия Ульянова.

После женитьбы на Юлии Голубевой, с которой мы учились вместе в Ленинградском университете, ее мама разменяла свою комнату в Ленинграде на комнату в московской коммуналке. Позже мы с женой — младшие научные сотрудники, купили кооперативную квартиру, в которой выросла наша дочь — Ирина. В этой квартире мы с женой Юлией Александровной Ли живем до сих пор. А наша Ирина с семьей живет в Англии.

— Валентин Николаевич, корейский – Ваш родной язык?

— Во всех анкетах в графе «родной язык» я писал: русский и корейский. А как писать? В основном, я пользуюсь русским языком, и получается, что мой родной язык — корейский — иностранный? Нет, это же не так.

Еще несколько лет назад я мог по телефону определить — с кем я говорю, по характерному акценту. Но сейчас все корейцы говорят по-русски чисто, грамотно, без всякого акцента. И это хорошо, но в любой стране, за границей СНГ и России, мы все равно корейцы.

В первые годы на наших курсах учились люди за 50-70 лет. Профессор Цхай Н.Т. (МИСИ) у нас получил, впервые за всю свою жизнь, «три» на экзаменах. Он всем со смехом рассказывал: «Я школу с отличием закончил, кандидатскую и докторскую диссертации досрочно защитил, а по корейскому языку только троечку получил».

Сейчас к нам больше приходит молодежь, и не только корейцы. У меня учились — венгры, поляки, чехи, болгарин, китаец и американец. Я всегда всем новым ученикам говорю: «Корейский язык трудный». Радует меня, что в последние годы каждый сентябрь к нам приходят 150-180 человек, но через год остается половина, а заканчивают 30-40 человек.

Если 10-15 лет назад 100% советских корейцев не знали своего родного языка, то сейчас, только в Москве с помощью наших курсов многие корейцы научились писать и читать на своем родном языке. Особенно я радуюсь за нашу молодежь, в прошлом году две наши девушки поехали на стажировку в Южную Корею.

За 15 лет нашей деятельности, я с уверенностью могу сказать, что сейчас в Москве более 700 человек, после учебы на наших курсах, свободно читают и пишут по-корейски, хотелось бы, чтобы их с каждым годом становилось больше.

— Валентин Николаевич, почему Вы работаете в Информационно-культурном центре Республики Корея?

— Сколько я работаю, ни разу, ни по какому поводу я в посольство РК не обращался за помощью. Я – такой человек, стараюсь лишний раз ни у кого и ничего не просить. С 1990 года я все надеялся, что помогут наши, отечественные корейцы-общественники. Только в 1995 году закончились наши мучения. Я встретился с Чон Кан Хоном, первым директором Информационно-культурного центра РК. Он, вероятно, обо мне уже знал, и сам предложил: «Приходите к нам, пользуйтесь нашими помещениями». Я знал, что во всех зарубежных Информационно-культурных центрах РК, по всему миру, изучают корейский язык.

Вот так, с 1996 года Московские курсы корейского языка находятся в помещениях Информационно-культурного центра Республики Корея. Со мной вместе работают двое преподавателей – кореец Ким Владимир Васильевич (закончил истфак МГУ) и украинец Виктор Васильевич Мокляк (закончил ЛГУ, корейское отделение). Мы работаем бесплатно. Все методические пособия и учебные материалы я сам оплачиваю.

Я очень благодарен атташе по образованию Посольства РК Ли Ён Гюну. Это он способствовал моему награждению орденом «Короля Сечжона» (основателя корейской письменности). В Сеуле 9 октября 2000 года, в день корейской письменности, мне и 84-летней даме из Южной Кореи торжественно вручили ордена. В том же 2000 году газета «Ариран» посвятила мне целый номер. Моя жена тогда работала в Институте востоковедения, она мне рассказывала, что заведующий отделом Кореи Ю.В. Ванин вышел в коридор и громко «поздравил»: «Юлия Александровна, смотрите какая газета. От первой до последней страницы — все о вашем муже».

Если что-то делалось или делается в возрождении корейской культуры, изучении нашего родного языка в России и Москве, то только благодаря помощи Посольства Республики Корея. Когда-то, в юности, я вычитал, что человек, который не знает своего национального языка, истории, культуры не может в полном объеме представлять свой народ, свою нацию. Почему эти слова мне в голову запали? Я их запомнил на всю жизнь. И они оказались верными.

Если ситуация не изменится, то в недалеком будущем корейцы в России, как диаспора, перестанут существовать. Конечно, на огромных российских просторах будут жить люди с корейскими фамилиями Ким, Ли, Цой, Хан и т.д., но они уже не будут носителями корейского языка и культуры.

— Валентин Николаевич, Вы давно в корейском общественном движении?

— Я хорошо помню, как в 1990-м году мы с Михаилом Николаевичем Паком летели в Лондон, он мне и сказал: «Есть идея создать корейскую общественную организацию». Я спросил: «А получится?» Михаил Николаевич ответил: «А почему нет?» Я тогда отнесся к этой идее равнодушно.

— В 50-х годах, после окончания Ленинградского университета, меня направили на работу в корейский отдел издательства «Прогресс», около 40 корейцев переводили русскую и советскую литературу, которую вагонами отправляли в КНДР. В те годы моими друзьями и коллегами были люди, гораздо старше меня. Среди них – замечательный корейский поэт Тё Сон Хва (Алексей Данилович) — очень хороший человек. Как-то, после какой-то неприятной рабочей ситуации, он мне сказал: «Запомни, где два корейца, там три группы». Я тогда только улыбнулся, но его слова запомнил на всю жизнь и в 90-х годах сомневался, что советским корейцам удастся создать свою общественную организацию. Поэтому в работе учредительного съезда ВАСК я не принимал участия.

— Расскажите, как Вам удалось создать курсы?

— В 1991 году приехала в Москву группа южнокорейских профессоров, и меня с Теном Владимиром пригласили на эту встречу. С самого начала нашей встречи стало понятно, что советские корейцы-ученые и ученые из Республики Корея друг друга не понимают, тогда мы с Теном стали переводчиками. Встреча длилась часа три. В заключение, профессор из Южной Кореи сказал: «Мы очень рады, что встретились с советскими корейцами. Одно грустно, что мы, люди одной национальности, разговариваем через переводчиков».

В те годы я преподавал корейский язык на Московских курсах иностранных языков № 14 (на станции метро Новокузнецкая). Но дирекция курсов каждый месяц повышала плату, люди, которые начинали у меня учиться, стали уходить. Вот тогда, в 1990 году, я и организовал бесплатную Московскую школу корейского языка (курсы) и все мои ученики дружно ушли со мной. У нас долго не было помещения, мы занимались в коридоре Института востоковедения, писали на фанере.

Да, большинство корейцев обрусели. Так сложилась ситуация. Мы не виноваты в том, что не знаем родного языка. Это наша беда. Я никого не уговариваю. Но каждый кореец, который не знает родного языка, так или иначе, ощущает свою ущербность. Многие признавались, побывав в Южной и Северной Корее: «Как неудобно, что мы не знаем родной язык». Слушателей было много, несколько групп, в основном корейцы всех возрастов.

— Вы обращались к общественным организациям российских корейцев за помощью?

— В Уставах всех корейских общественных организаций, это ни для кого не секрет, записано, первым или вторым пунктом, «возрождение национального языка и культуры». До 1996 года я обращался ко всем корейцам — руководителям общественных организаций: «Помогите! Дайте помещение». Никто не помог. Ни одна общероссийская организация ничего не сделала для наших курсов.

С 1990 года я несколько раз обращался к О.А. Ли: «Материально, с помещением, помогите, а учебники и преподавателей я сам обеспечу». У него тогда был офис, но он ничем нам не помог. Единственно, Елизавета Сергеевна (?) помогала мне какое-то время оплачивать услуги уборщиц.

— Вы же были соучредителем Общероссийского объединения корейцев?

— Да, я был соучредителем ООК и подписывал ходатайство о выделении помещения. Как член совета, я все четыре года надеялся, что курсы будут в одном из зданий ООК. На мои многочисленные просьбы о помещении В.И. Цо предлагал мне одно и то же: «Давай на коммерческой или на полукоммерческой основе». Я его просил: «Ты организуй, как тебе удобней. Я материальной стороной заниматься не хочу. Я займусь учебниками, преподавателями. Но до сих пор мы работали бесплатно. Плати преподавателям. Мне ничего не надо».

Я же был и членом редсовета газеты «Российские корейцы». Вначале эта газета называлась «Корейская диаспора». Я сказал В.С. Чену: «Не все знают, что такое «диаспора». Ты знаешь, что такое диаспора? Назови «Российские корейцы» или «Корейцы России».

Теперь я не вхожу с совет ООК и не являюсь членом редсовета газеты «Российские корейцы». Но не это меня огорчает, а то, что В.И. Цо уверен, что одной школы № 1086 для «галочки» ему достаточно — это его большая ошибка. Школа — государственная, особых забот с ней у него, конечно, нет. Но там могут учить язык только дети, а где учиться людям старше 25 лет?

Я знаю, В.И. Цо на меня обиделся потому, что в 2003 году, когда было 65-летие депортации, я предложил отметить эту дату, а он мне: «Это не мое дело». Я тогда возмутился: «А чье же это дело? Для чего же вы создали эту организацию?» С тех пор мы здороваемся, но не разговариваем.

На международной конференции в прошлом году в Токио у меня брала интервью журналистка из РК, она спросила о В.И. Цо, я ей все рассказал, но потребовал: «Напечатайте только то, что я говорю». Кто-то из южных корейцев уже в Москве мне сказал: «Ну, ты ему дал».

Давно застопорился процесс реабилитации корейцев, подвергшихся политическим репрессиям. И теперь оформлением документов занимаются не ООК и не ФНКА, а КЖО (корейская женская организация города Москвы) «Тасиманапсида» («До скорой встречи») во главе с Валентиной Петровной Ан. А как же Уставные положения наших общероссийских корейских организаций по главе с В.И. Цо и С.И. Теном — только пустые обещания?

Надо знать свой язык, хотя бы самые элементарные фразы, 25-30 слов. Однажды я наблюдал, как В.И. Цо, жестами, объяснялся с дипломатами из Южной Кореи. Он приглашал их наверх, выпить. Это же стыд и позор! И такой у нас лидер ООК! Разве такое может себе позволить человек, серьезно относящийся к своей национальной культуре? Сколько лет он в ООК? И за все это время он не удосужился выучить по-корейски хотя бы две-три фразы. Такой малокультурный человек, не знающий ни родного языка, ни одного иностранного языка, как все ограниченные, неграмотные люди не ценит образование и культуру. Это выше его понимания.

Сейчас общероссийской корейской организации нет. Это мое мнение. В год проводится два мероприятия — Новый год и Чхусок. Для этого совсем не обязательны общероссийские организации, достаточно местных, региональных, что и происходит.

Реальных руководителей, не просто представительствующих, а настоящих лидеров нет. В этом я убежден. Руководитель — не всегда лидер. Это раньше, человек, назначенный парторгом или профоргом, автоматически, становился лидером. Сейчас, чтобы быть лидером, надо оправдать свое положение. А В.И. Цо, по старой, советской привычке, сам в своем узком кругу, считает себя лидером. Он даже советы ООК собирал не регулярно. Построил для себя офис, без помещений для кружков и курсов, и называет его помещением Общероссийского объединения корейцев.

— Валентин Николаевич, какие у Вас планы на ближайшее будущее?

— У меня ни на кого нет обиды, я продолжаю работать. Я знаю всех преподавателей корейского языка, по всему СНГ, со всеми я общаюсь лично и знаю их уровень и качество работы. Обидно только, как только подходящую смену себе подготовлю, они тут же уходят в фирмы, получают по 500-1000 долларов. И еще, не все наши корейцы способны на элементарную благодарность, попадаются и такие, которые никогда и не вспоминают о том, что знают корейский язык благодаря нашим курсам. И это тоже — доказательство утраты основополагающих элементов нашей культуры, основанной на конфуцианской морали (почитание старших, забота старших о младших, ответственность и благородство в отношениях между родными, учителями и учениками, начальниками и подчиненными и т.д.).

Я возлагаю большие надежды на наших крупных бизнесменов. На новогоднем вечере и по телефону я обратился к Олегу Давидовичу Киму: «Выделите нам 10 тысяч долларов в год, организуйте помещение, а остальное я сам сделаю, чтобы нам ни от кого не зависеть».

У меня надежда только на новую организацию наших бизнесменов — Всемирную Ассоциацию бизнесменов зарубежных соотечественников под руководством Олега Чанбоковича Кима.

У генерала В.И. Цая тоже есть какая-то организация бизнесменов СНГ, он мне обещал: «Куплю здание, я вас обязательно приглашу».

Я не жду, чтобы хотя бы один кореец-руководитель общественной организации поздравил наши курсы с 15-летием или нашу ассоциацию преподавателей корейского языка с 14-летием, они об этом не вспомнят. Но в свои отчеты они все время включают работу наших курсов и преподавателей без всякого стеснения.

Записала Алла ХВАН,
спец. корр. "АРИРАН-ПРЕСС"