ЮБИЛЕЙ ПРОФЕССОРА ЛИ
Полная версия интервью газете "АРИРАН-ПРЕСС"
В этом году в жизни Валентина
Николаевича ЛИ много знаменательных дат — 1 марта ему исполнилось 75 лет,
50 лет он занимается научно-педагогической деятельностью, 15 лет назад
он основал Московские курсы корейского языка и 14 лет назад им была создана
Ассоциация преподавателей корейского языка России.
Мы встретились с юбиляром и задали несколько
вопросов.
—
Валентин Николаевич, у вас есть корейское имя или вы из крещеных корейцев?
— Мое корейское имя Ян Су («храбрый мужчина»), имена нам с сестрой отец
поменял после депортации. Был бы постарше, ни за что бы позволил. А так
я уже привык, что я Валентин («крепкий, ясный») и мои именины справляют
все влюбленные. После школы, которую я закончил только в 20 лет, я год
работал пионервожатым в детском доме, чтобы накопить денег на дорогу.
Детям трудно было запомнить корейское имя моего отца, тогда мы с педагогами
и решили, что я буду Николаевичем.
Мой отец Ли Чун Сик во Владивостоке работал грузчиком, мы были депортированы
в Северный Казахстан, до войны жили в колхозе под Бухарой, во время войны
перебрались в Уштобе. Везде мой отец крестьянствовал, он до 70 лет не
знал, что такое кожаная обувь. В Москве, когда он гостил у меня, я нашел
мастерскую, где отцу сшили обувь по мерке, для его расплющенных от тяжких
трудов ступней. Он умер в 88 лет, несмотря на очень трудную жизнь. Я хочу
последовать его примеру. Так что я только на полпути к юбилею.
Я очень благодарен своей старшей сестре Марии (Кым Сун – «чистое золото»),
когда умерла наша мать, ей было 7 лет, а мне два годика. Она наравне с
отцом воспитывала меня. Летом моей сестре будет 80 лет. Я решил, что поеду
к ней в Казахстан и мы вместе справим наши «круглые даты».
— Ваша семья подверглась насильственному переселению. Расскажите о своем
детстве.
— Вспоминая свою жизнь, я прихожу к выводу, что бог есть. Часто, когда
ситуации казались нам, а потом и мне, взрослому, безвыходными появлялись
добрые люди – русские, узбеки, корейцы и помогали. Очень часто совершенно
бескорыстно.
Помню, с каким трудом мы переехали из села Чапаевское в Оренбургской области
сначала в Самарканд, потом в Бухару, из Бухары попали в колхоз. Мне уже
было 8 лет. В узбекском колхозе была русская школа. Но меня, как и других
корейских детей не приняли, сказали: «Нет команды ваших детей брать в
школу».
Тогда наши грамотные «старики» – 40-50-летние корейцы организовали свою
школу, в избе, в самой большой комнате, по углам сидели дети разных возрастов,
с первого по четвертый класс. Нас учили корейскому и русскому языкам.
Только через три года районные власти нашу школу закрыли. А детям сказали:
«Идите в русскую школу, вас там примут». А мы все уже были «дылды». Я
оказался в первом классе, а через неделю учительница мне говорит: «Иди
во второй класс». Во втором классе я проучился тоже неделю, вот так, в
конце сентября я оказался в четвертом классе.
Но началась война. И меня одного, 11-летнего мальчишку, отец отправил
к тете в Ташкент. Мне насовали в карманы письма, клочок бумаги с адресом.
Отец мне объяснил, что от вокзала я должен сесть на трамвай и доехать
до Куйлюка. В трамвае мне все карманы срезали. Я доехал до Куйлюка, вышел
и побрел на базар. Хожу по рядам, и вдруг вижу – моя тетушка. Она удивилась:
«Ой, Валя, ты откуда?».
С особой благодарностью я вспоминаю Ни (Ли) Шан Дюна, мужа моей тети.
Он был замечательным человеком, у него не было образования, но он знал
наизусть китайскую и корейскую классическую литературу, благодаря ему
я на всю жизнь полюбил корейский язык и литературу. В 1941 году мы с отцом
и сестрой переехали в Уштобе (Казахстан). В 1942 году в наш городок переехал
корейский театр, я просмотрел весь их репертуар по десять раз. Впоследствии,
благодаря дяде Шан Дюну и корейскому театру, я решил всерьез заняться
изучением корейской литературы и решил, что поеду в Москву или Ленинград
и буду поступать на восточный факультет.
Все школьные каникулы я подрабатывал пастухом. На целый день мне выдавали
бутылку молока и небольшой кусок хлеба. От рассвета и до заката я охранял
стадо, чтобы заглушить голод, пил воду, любую, даже болотную, стоячую.
Еще я был главным огородником в нашей семье. Отец с сестрой трудились
в поле.
Как и у большинства учеников, у меня не было учебников и тетрадей. Мы
писали на газетах, а потом из исписанных «тетрадок» отец крутил свои папиросы.
Я приходил в школу и, не вставая, сидел. На переменах готовился к следующему
уроку, а больше у меня и времени свободного не было. Я еще огородом занимался,
отец с сестрой на работе. Так, в 20 лет, я закончил школу.
— В каком году вы поступили?
— Один парень, постарше меня, тоже из Уштобе, уже учился в Ленинграде,
на восточном факультете. Но мне надо было накопить денег на дальнюю дорогу.
Я устроился пионервожатым в детский дом, где был ребятам и мамкой, и нянькой.
Не оставлял детей даже ночью, перестилал постель тем, кто страдал энурезом…
Да, было тяжело…
Уехать из Уштобе до смерти Сталина было очень трудно. В июне мне уезжать,
а у меня паспорта нет. Во временных паспортах, которые выдавались корейцам,
было записано «Проживать в пределах Казахстана, в такой-то области». Даже
после смерти Сталина корейцам еще долго выдавали паспорта со спецзаписью
«Проживать там-то» и все! У моего дяди был друг, а у него был сын – офицер
милиции, его местные хулиганы боялись, как огня. Я обратился к нему: «Дядя
Витя, я хочу учиться в Ленинграде или Москве, а паспорта у меня нет».
Он мне сделал чистый паспорт. С этим паспортом я поступил в Ленинградский
университет в 1951 году.
В сентябре кто-то из корейцев-однокурсников мне сказал: «Тебя комендант
ищет, нас выдворяют». Я предложил корейцам-комсомольцам пойти на почту
и послать телеграмму Сталину. Несколько дней мы дружно отправлялись в
ближайшее почтовое отделение и писали: «Москва. Кремль. Великому И.В.
Сталину…». Но ответа так и не дождались. Все мои однокурсники-корейцы
уехали. А я целый месяц прятался в Ленинграде, у других корейцев-старшекурсников.
В октябре пришел к коменданту общежития, а тот мне сказал: «Где ты пропадал?
Вот ты хитрец, не уехал? Ничего не бойся, пришло разрешение, можешь учиться».
На следующий год многие мои однокурсники вернулись в Ленинград и продолжили
учебу.
На корейское отделение нас поступило 20 человек, в основном, корейцы —
дети репрессированных, потом нашу группу сократили до 10 студентов. К
окончанию университета выяснилось, что большинство студентов, изучавших
китайский и корейский языки, будут направлены в школы – преподавателями…
русского языка.
— Валентин Николаевич, а как вы оказались в Москве?
— Мне повезло. Во время учебы я был председателем студенческого научного
совета. После окончания университета только мне выдали направление в Москву,
в Министерство культуры и сказали: «Ты – парень пробивной, попробуй».
Я поехал в Москву, устраиваться на работу. В то время вышло постановление
ЦК КПСС и Совмина СССР никого в Москве не прописывать, только близких
родственников и в случае заключения брака. Никто мне об этом в Ленинграде
и в Москве не сказал.
Я пришел с направлением в Министерство культуры СССР, меня направили в
Издательство литературы на иностранных языках — Издательство «Прогресс».
В те годы в корейском отделе работало около 40 человек, они переводили
русскую и советскую литературу, которую вагонами отправляли в КНДР.
Заведующим корейского отдела был бывший директор моей школы и старший
брат моего школьного друга, тоже Валентина – Федор Никитич Цой. Он был
коммунистом и хорошим организатором. Федор Никитич тепло встретил меня
и направил в отдел кадров. Начальник отдела кадров издательства посмотрел
на меня и сказал: «Принеси прописку». Он знал о действующем постановлении,
но меня не предупредил.
Я через знакомых, быстро нашел в Московской области, в Вешняках, хибару-сарайчик,
договорился с хозяевами и отправился в районное отделение милиции. А в
милиции от меня потребовали «копию приказа о зачислении на работу». В
Вешняках хозяева хибарки посоветовали обратиться в областное управление
милиции. Там молоденький лейтенант мне объяснил: «Постановление вышло,
не можем разрешить вам прописку».
Но я решил добиться справедливости. В издательстве мне давали подработку,
больше они ничем не могли помочь. Еще несколько раз я был в районном отделении
милиции, и скитался по знакомым и незнакомым. В конце сентября я оказался
на улице, с портфельчиком, чемоданчиком и связкой книг. Что делать? Я
решил обратиться к зам.начальника областного УВД. Показал ему направление,
рассказал все, он меня спрашивает: «К кому ты обращался?» Я сказал, что
был в соседнем кабинете у лейтенантика, а он мне говорит: «Вот негодяй,
сколько времени тебя мучил. Ты нам нужен в Москве».
И только после этого меня приняли на работу. Сначала корректором, а же
через год я получил повышение и стал старшим редактором. А мой портрет
повесили на Доске почета издательства.
— А когда Вы поступили в аспирантуру?
— Работа редактора неблагодарная, я устал облагораживать чужие переводы,
выправлять корявые слова и мысли. Мои старшие друзья — Ким Ин Хо, Ли Сергей
Федорович, Чодон прекрасно знали корейский, но очень плохо владели русским
языком. Конечно, они были мне очень благодарны. Сейчас их уже никого нет.
Решил я получить еще одну специальность — медицинскую, захотел стать иглотерапевтом.
Китайскую иероглифику я знал. Пока я искал приемную комиссию, наступил
август. На очное отделение набор уже был закончен, а на вечернее меня
не могли взять потому, что у меня не было среднего медицинского образования.
Работая в издательстве «Прогресс», я поступил в аспирантуру в Институте
мировой литературы. Я поступал на заочное отделение, но оказался в очной
аспирантуре, пришлось увольняться. А в издательстве мне уже выхлопотали
комнату на Фрунзенской набережной, я даже уже успел познакомиться с молодой
русской семьей, жившей в этой же квартире.
— А как же «квартирный вопрос»?
— Пришлось отказаться от собственного жилья и дачи, ради учебы. В Институте
мировой литературы мне дали общежитие на улице Дмитрия Ульянова.
После женитьбы на Юлии Голубевой, с которой мы учились вместе в Ленинградском
университете, ее мама разменяла свою комнату в Ленинграде на комнату в
московской коммуналке. Позже мы с женой — младшие научные сотрудники,
купили кооперативную квартиру, в которой выросла наша дочь — Ирина. В
этой квартире мы с женой Юлией Александровной Ли живем до сих пор. А наша
Ирина с семьей живет в Англии.
— Валентин Николаевич, корейский – Ваш родной язык?
— Во всех анкетах в графе «родной язык» я писал: русский и корейский.
А как писать? В основном, я пользуюсь русским языком, и получается, что
мой родной язык — корейский — иностранный? Нет, это же не так.
Еще несколько лет назад я мог по телефону определить — с кем я говорю,
по характерному акценту. Но сейчас все корейцы говорят по-русски чисто,
грамотно, без всякого акцента. И это хорошо, но в любой стране, за границей
СНГ и России, мы все равно корейцы.
В первые годы на наших курсах учились люди за 50-70 лет. Профессор Цхай
Н.Т. (МИСИ) у нас получил, впервые за всю свою жизнь, «три» на экзаменах.
Он всем со смехом рассказывал: «Я школу с отличием закончил, кандидатскую
и докторскую диссертации досрочно защитил, а по корейскому языку только
троечку получил».
Сейчас к нам больше приходит молодежь, и не только корейцы. У меня учились
— венгры, поляки, чехи, болгарин, китаец и американец. Я всегда всем новым
ученикам говорю: «Корейский язык трудный». Радует меня, что в последние
годы каждый сентябрь к нам приходят 150-180 человек, но через год остается
половина, а заканчивают 30-40 человек.
Если 10-15 лет назад 100% советских корейцев не знали своего родного языка,
то сейчас, только в Москве с помощью наших курсов многие корейцы научились
писать и читать на своем родном языке. Особенно я радуюсь за нашу молодежь,
в прошлом году две наши девушки поехали на стажировку в Южную Корею.
За 15 лет нашей деятельности, я с уверенностью могу сказать, что сейчас
в Москве более 700 человек, после учебы на наших курсах, свободно читают
и пишут по-корейски, хотелось бы, чтобы их с каждым годом становилось
больше.
— Валентин Николаевич, почему Вы работаете в Информационно-культурном
центре Республики Корея?
— Сколько я работаю, ни разу, ни по какому поводу я в посольство РК не
обращался за помощью. Я – такой человек, стараюсь лишний раз ни у кого
и ничего не просить. С 1990 года я все надеялся, что помогут наши, отечественные
корейцы-общественники. Только в 1995 году закончились наши мучения. Я
встретился с Чон Кан Хоном, первым директором Информационно-культурного
центра РК. Он, вероятно, обо мне уже знал, и сам предложил: «Приходите
к нам, пользуйтесь нашими помещениями». Я знал, что во всех зарубежных
Информационно-культурных центрах РК, по всему миру, изучают корейский
язык.
Вот так, с 1996 года Московские курсы корейского языка находятся в помещениях
Информационно-культурного центра Республики Корея. Со мной вместе работают
двое преподавателей – кореец Ким Владимир Васильевич (закончил истфак
МГУ) и украинец Виктор Васильевич Мокляк (закончил ЛГУ, корейское отделение).
Мы работаем бесплатно. Все методические пособия и учебные материалы я
сам оплачиваю.
Я очень благодарен атташе по образованию Посольства РК Ли Ён Гюну. Это
он способствовал моему награждению орденом «Короля Сечжона» (основателя
корейской письменности). В Сеуле 9 октября 2000 года, в день корейской
письменности, мне и 84-летней даме из Южной Кореи торжественно вручили
ордена. В том же 2000 году газета «Ариран» посвятила мне целый номер.
Моя жена тогда работала в Институте востоковедения, она мне рассказывала,
что заведующий отделом Кореи Ю.В. Ванин вышел в коридор и громко «поздравил»:
«Юлия Александровна, смотрите какая газета. От первой до последней страницы
— все о вашем муже».
Если что-то делалось или делается в возрождении корейской культуры, изучении
нашего родного языка в России и Москве, то только благодаря помощи Посольства
Республики Корея. Когда-то, в юности, я вычитал, что человек, который
не знает своего национального языка, истории, культуры не может в полном
объеме представлять свой народ, свою нацию. Почему эти слова мне в голову
запали? Я их запомнил на всю жизнь. И они оказались верными.
Если ситуация не изменится, то в недалеком будущем корейцы в России, как
диаспора, перестанут существовать. Конечно, на огромных российских просторах
будут жить люди с корейскими фамилиями Ким, Ли, Цой, Хан и т.д., но они
уже не будут носителями корейского языка и культуры.
— Валентин Николаевич, Вы давно в корейском общественном движении?
— Я хорошо помню, как в 1990-м году мы с Михаилом Николаевичем Паком летели
в Лондон, он мне и сказал: «Есть идея создать корейскую общественную организацию».
Я спросил: «А получится?» Михаил Николаевич ответил: «А почему нет?» Я
тогда отнесся к этой идее равнодушно.
— В 50-х годах, после окончания Ленинградского университета, меня направили
на работу в корейский отдел издательства «Прогресс», около 40 корейцев
переводили русскую и советскую литературу, которую вагонами отправляли
в КНДР. В те годы моими друзьями и коллегами были люди, гораздо старше
меня. Среди них – замечательный корейский поэт Тё Сон Хва (Алексей Данилович)
— очень хороший человек. Как-то, после какой-то неприятной рабочей ситуации,
он мне сказал: «Запомни, где два корейца, там три группы». Я тогда только
улыбнулся, но его слова запомнил на всю жизнь и в 90-х годах сомневался,
что советским корейцам удастся создать свою общественную организацию.
Поэтому в работе учредительного съезда ВАСК я не принимал участия.
— Расскажите, как Вам удалось создать курсы?
— В 1991 году приехала в Москву группа южнокорейских профессоров, и меня
с Теном Владимиром пригласили на эту встречу. С самого начала нашей встречи
стало понятно, что советские корейцы-ученые и ученые из Республики Корея
друг друга не понимают, тогда мы с Теном стали переводчиками. Встреча
длилась часа три. В заключение, профессор из Южной Кореи сказал: «Мы очень
рады, что встретились с советскими корейцами. Одно грустно, что мы, люди
одной национальности, разговариваем через переводчиков».
В те годы я преподавал корейский язык на Московских курсах иностранных
языков № 14 (на станции метро Новокузнецкая). Но дирекция курсов каждый
месяц повышала плату, люди, которые начинали у меня учиться, стали уходить.
Вот тогда, в 1990 году, я и организовал бесплатную Московскую школу корейского
языка (курсы) и все мои ученики дружно ушли со мной. У нас долго не было
помещения, мы занимались в коридоре Института востоковедения, писали на
фанере.
Да, большинство корейцев обрусели. Так сложилась ситуация. Мы не виноваты
в том, что не знаем родного языка. Это наша беда. Я никого не уговариваю.
Но каждый кореец, который не знает родного языка, так или иначе, ощущает
свою ущербность. Многие признавались, побывав в Южной и Северной Корее:
«Как неудобно, что мы не знаем родной язык». Слушателей было много, несколько
групп, в основном корейцы всех возрастов.
— Вы обращались к общественным организациям российских корейцев
за помощью?
— В Уставах всех корейских общественных организаций, это ни для кого не
секрет, записано, первым или вторым пунктом, «возрождение национального
языка и культуры». До 1996 года я обращался ко всем корейцам — руководителям
общественных организаций: «Помогите! Дайте помещение». Никто не помог.
Ни одна общероссийская организация ничего не сделала для наших курсов.
С 1990 года я несколько раз обращался к О.А. Ли: «Материально, с помещением,
помогите, а учебники и преподавателей я сам обеспечу». У него тогда был
офис, но он ничем нам не помог. Единственно, Елизавета Сергеевна (?) помогала
мне какое-то время оплачивать услуги уборщиц.
— Вы же были соучредителем Общероссийского объединения корейцев?
— Да, я был соучредителем ООК и подписывал ходатайство о выделении помещения.
Как член совета, я все четыре года надеялся, что курсы будут в одном из
зданий ООК. На мои многочисленные просьбы о помещении В.И. Цо предлагал
мне одно и то же: «Давай на коммерческой или на полукоммерческой основе».
Я его просил: «Ты организуй, как тебе удобней. Я материальной стороной
заниматься не хочу. Я займусь учебниками, преподавателями. Но до сих пор
мы работали бесплатно. Плати преподавателям. Мне ничего не надо».
Я же был и членом редсовета газеты «Российские корейцы». Вначале эта газета
называлась «Корейская диаспора». Я сказал В.С. Чену: «Не все знают, что
такое «диаспора». Ты знаешь, что такое диаспора? Назови «Российские корейцы»
или «Корейцы России».
Теперь я не вхожу с совет ООК и не являюсь членом редсовета газеты «Российские
корейцы». Но не это меня огорчает, а то, что В.И. Цо уверен, что одной
школы № 1086 для «галочки» ему достаточно — это его большая ошибка. Школа
— государственная, особых забот с ней у него, конечно, нет. Но там могут
учить язык только дети, а где учиться людям старше 25 лет?
Я знаю, В.И. Цо на меня обиделся потому, что в 2003 году, когда было 65-летие
депортации, я предложил отметить эту дату, а он мне: «Это не мое дело».
Я тогда возмутился: «А чье же это дело? Для чего же вы создали эту организацию?»
С тех пор мы здороваемся, но не разговариваем.
На международной конференции в прошлом году в Токио у меня брала интервью
журналистка из РК, она спросила о В.И. Цо, я ей все рассказал, но потребовал:
«Напечатайте только то, что я говорю». Кто-то из южных корейцев уже в
Москве мне сказал: «Ну, ты ему дал».
Давно застопорился процесс реабилитации корейцев, подвергшихся политическим
репрессиям. И теперь оформлением документов занимаются не ООК и не ФНКА,
а КЖО (корейская женская организация города Москвы) «Тасиманапсида» («До
скорой встречи») во главе с Валентиной Петровной Ан. А как же Уставные
положения наших общероссийских корейских организаций по главе с В.И. Цо
и С.И. Теном — только пустые обещания?
Надо знать свой язык, хотя бы самые элементарные фразы, 25-30 слов. Однажды
я наблюдал, как В.И. Цо, жестами, объяснялся с дипломатами из Южной Кореи.
Он приглашал их наверх, выпить. Это же стыд и позор! И такой у нас лидер
ООК! Разве такое может себе позволить человек, серьезно относящийся к
своей национальной культуре? Сколько лет он в ООК? И за все это время
он не удосужился выучить по-корейски хотя бы две-три фразы. Такой малокультурный
человек, не знающий ни родного языка, ни одного иностранного языка, как
все ограниченные, неграмотные люди не ценит образование и культуру. Это
выше его понимания.
Сейчас общероссийской корейской организации нет. Это мое мнение. В год
проводится два мероприятия — Новый год и Чхусок. Для этого совсем не обязательны
общероссийские организации, достаточно местных, региональных, что и происходит.
Реальных руководителей, не просто представительствующих, а настоящих лидеров
нет. В этом я убежден. Руководитель — не всегда лидер. Это раньше, человек,
назначенный парторгом или профоргом, автоматически, становился лидером.
Сейчас, чтобы быть лидером, надо оправдать свое положение. А В.И. Цо,
по старой, советской привычке, сам в своем узком кругу, считает себя лидером.
Он даже советы ООК собирал не регулярно. Построил для себя офис, без помещений
для кружков и курсов, и называет его помещением Общероссийского объединения
корейцев.
— Валентин Николаевич, какие у Вас планы на ближайшее будущее?
— У меня ни на кого нет обиды, я продолжаю работать. Я знаю всех преподавателей
корейского языка, по всему СНГ, со всеми я общаюсь лично и знаю их уровень
и качество работы. Обидно только, как только подходящую смену себе подготовлю,
они тут же уходят в фирмы, получают по 500-1000 долларов. И еще, не все
наши корейцы способны на элементарную благодарность, попадаются и такие,
которые никогда и не вспоминают о том, что знают корейский язык благодаря
нашим курсам. И это тоже — доказательство утраты основополагающих элементов
нашей культуры, основанной на конфуцианской морали (почитание старших,
забота старших о младших, ответственность и благородство в отношениях
между родными, учителями и учениками, начальниками и подчиненными и т.д.).
Я возлагаю большие надежды на наших крупных бизнесменов. На новогоднем
вечере и по телефону я обратился к Олегу Давидовичу Киму: «Выделите нам
10 тысяч долларов в год, организуйте помещение, а остальное я сам сделаю,
чтобы нам ни от кого не зависеть».
У меня надежда только на новую организацию наших бизнесменов — Всемирную
Ассоциацию бизнесменов зарубежных соотечественников под руководством Олега
Чанбоковича Кима.
У генерала В.И. Цая тоже есть какая-то организация бизнесменов СНГ, он
мне обещал: «Куплю здание, я вас обязательно приглашу».
Я не жду, чтобы хотя бы один кореец-руководитель общественной организации
поздравил наши курсы с 15-летием или нашу ассоциацию преподавателей корейского
языка с 14-летием, они об этом не вспомнят. Но в свои отчеты они все время
включают работу наших курсов и преподавателей без всякого стеснения.
Записала Алла ХВАН,
спец. корр. "АРИРАН-ПРЕСС"
|